Белый бушлат

Можно было бы привести и другие статьи, обычно нарушаемые офицерами, между тем как все те, которые исключительно касаются матросов, соблюдаются с самой безжалостной неукоснительностью. А ведь те статьи, по которым матроса порют у трапа, не имеют ни на йоту большей законной силы, нежели те другие статьи, стесняющие офицеров и устаревшие в силу того, что с незапамятных времен перестали применяться. Другие же законы, жало которых направлено на одних матросов, соблюдаются или нарушаются по произволу командира корабля. Если справедливо то, что преступника удерживает от нарушения законов не суровость, а неизбежность наказания, как вредно должно отзываться на уважении к указам Конгресса это пренебрежение его постановлениями.

Но это еще не все. Нарушение закона офицерами сопровождается в целом ряде случаев притеснением матроса. При этом во всем морском кодексе, связывающем матроса по рукам и ногам различными статьями, а командира корабля облекающем юридической и административной властью над ним, в большинстве случаев совершенно дискреционной [392], нет ни единого пункта, предусматривающего какой-либо способ для матроса добиться удовлетворения, если он считает, что с ним поступили несправедливо. Да что говорить, как писаные, так и неписаные законы американского флота столь же лишены гарантий для массы моряков, как и Свод законов деспотической Российской империи.

Кто создал эту пропасть между американским командиром и американским матросом? Кто, в конце концов, командир? Существо, наделенное такими же страстями, как и мы сами, или непогрешимый архангел, неспособный даже на тень ошибки? Ужели матрос существо, настолько лишенное всех человеческих свойств и человеческого достоинства, что его остается лишь, связав по рукам и ногам, бросить на американский фрегат, предварительно лишив всех возможностей защищаться, даже когда пресловутый произвол командиров перешел в пословицу, хорошо знакомую всем на военном флоте: «Закон не для командиров писан»? Право, можно сказать, что командир с того момента, как нога его ступила на шканцы, забывает, что он гражданин, и, будучи сам почти неподсуден законам страны, обрушивается на других с юридической суровостью, невиданной на территории его родной страны. Держа Свод законов военного времени в одной руке и кошки о девяти хвостах в другой, он являет собой непристойную пародию на Магомета, насаждающего мусульманство с помощью меча и Корана.

Последние разделы Свода законов военного времени трактуют о морских военно-полевых судах, карающих за крупные преступления равно офицеров и матросов. Присяга, приносимая членами такого военно-полевого суда, — которому порой приходится решать вопросы жизни и смерти, — со всей определенностью запрещает им «когда-либо разглашать, за чтó голосовал и какое мнение высказал тот или иной член суда, если только этого не потребует от него в законном порядке трибунал».

Вот вам и Совет десяти [393] и Звездная палата [394]. Не забывайте также, что, хотя матроса и судит такой суд и решения последнего могут повлечь смертную казнь, судить этого матроса не привлекают равных ему — его товарищей-матросов. Между тем требование, чтобы человека судили ему равные, является основным принципом всякой цивилизованной юриспруденции. И не только судили бы ему равные, но еще и равные ему должны быть единогласны в принятом решении, между тем как в военно-полевом суде большинство голосов, поданных лицами, стоящими выше обвиняемого как по служебному, так и по общественному положению, считается вполне достаточным.

Как говорят, в английском флоте существовал закон, позволявший матросу апеллировать на решение командира — даже в сравнительно незначительных случаях — в вышестоящий трибунал или военно-полевой суд. Об этом как-то рассказал мне английский матрос. Когда я заметил ему, что такой закон должен быть изрядной палкой в колесах карательной деятельности командира, он рассказал мне следующую историю.

Марсовой, повинный в том, что напился пьяным, был послан на решетчатый люк, и вот-вот должен был подвергнуться порке. Но в последний момент он потребовал военно-полевого суда. Командир улыбнулся и приказал увести его вниз и посадить в карцер. Там он просидел несколько недель в кандалах, после чего, отчаявшись добиться освобождения, согласился на две дюжины плетей. «Что, не так уж выгодно получилось? — сказал командир корабля. — Нет, нет, вы хотели полевого суда, полевой суд вы и получите!». Когда наконец он предстал перед офицерским судом, последний присудил его к двумстам ударам. За что? За то, что он напился пьяным? Нет, за то, что он имел дерзость пожаловаться на власть, в поддержании которой те, кто судил и засудил его, были живейшим образом заинтересованы.

Не поручусь, что история эта соответствует действительности и что закон такой существует или когда-либо существовал в английском флоте; рассказ этот, однако, прекрасно иллюстрирует точку зрения матроса на подобного рода трибуналы.