Белый бушлат

Рассказать ли, как «Неверсинк» был напоследок разоружен, рангоут с него снят, ванты и паруса убраны, пушки выгружены, крюйт-камеры, снарядные ящики и оружейные склады опорожнены, пока на нем не осталось ни следа боевого снаряжения, от передней кромки форштевня до крайней оконечности кормы?

Нет, оставим все это в стороне, ибо якорь наш все еще висит на носу, хотя рога его уже нетерпеливо окунают лапы в набегающие волны. Оставим фрегат наш в море, все еще не завидевшим берег, все еще погруженным в темноту, нависшую над ликом земли. Мне люб неопределенный, бесконечный фон — огромный, дышащий, катящий гряды валов своих, таинственный фон океана!

Сейчас ночь. Тощий месяц в последней четверти — символ конца нашего плавания. Но звезды взирают с небес с непреходящим блеском, а это — вечное, великолепное будущее, неизменно открытое перед нами.

Грот-марсовые все собраны на своем марсе, и вокруг нашей мачты мы, братья-товарищи, все рука в руку сплесненные вместе, ведем коло [510]. В последний раз взяли мы рифы на марселе; в последний раз нацелили пушку; зажгли последний фитиль, склонили головы под последним шквалом; замерли в последнем штиле. Мы в последний раз построились вкруг шпиля; в последний раз барабан созвал нас к ендове; в последний раз вешали наши койки; в последний раз были вызваны на вахту чаичьим криком боцманматов. В последний раз на наших глазах выпороли матроса; последний больной испустил дух в душном воздухе лазарета; последнего покойника спихнули за борт на съедение акулам. Последний раз прочли нам грозящие смертью статьи Свода законов военного времени; а глубоко на суше, в том благословенном краю, куда скользит сейчас наш фрегат, позабудутся и все обиды и несправедливости корабельной службы, когда вниз с нашей грот-мачты поползет брейд-вымпел нашего коммодора и за горизонтом скроются его падучие звезды.

— Девять саженей на лотлине! — нараспев восклицает седовласый лотовой, стоя на руслене. И так вот, перейдя секущий надвое землю экватор, фрегат наш добрался наконец до измеряемой лотом глубины.

Рука об руку стоим мы, марсовые, покачиваясь на нашем марсе, с которого, как с некой горы Фасги[511], должны мы увидеть обетованную землю. А над звездными волнами, прямо в сладостно-синюю беспредельную ночь, дышащую странными ароматами уже давно вожделенной земли, которую нам предопределено было увидеть вновь, хотя часто во время бурь нам уже почти не верилось, что существует такой далекий берег, — прямо в эту благовонную ночь вечно-благородный Джек Чейс, несравненный и бесподобный Джек Чейс, протягивает свою доблестную руку и, указывая в сторону берега, восклицает:

— Ну, в последний раз послушайте Камоэнса, ребята:

Как ласков ветер, кротки небеса!
О Лузиады, ставьте паруса!
Нам океан уж больше не грозит,
Направьте к родине скорей бушприт.
Недолго ждать: приветствия друзей
Заставят вас забыть все беды прошлых дней [512]

.

Заключение

Подобно тому как корабль плывет по морям, и земля наша совершает свое плавание по эфиру. Все мы, смертные, находимся на борту быстроходного, неспособного утонуть фрегата — планеты нашей, — строителем коего был господь бог; но Земля — всего один корабль во флоте Млечного пути, генерал-адмиралом которого является тот же всевышний. Порт, откуда мы начали свой путь, навеки остался позади. И хотя мы давно уже потеряли из виду сушу, мы веками продолжаем плыть с запечатанным приказом, и назначение наше остается загадкой для нас и наших офицеров; однако конечная наша гавань была предопределена еще до того, как мы соскользнули со стапелей мироздания.