Читаем Белый человек полностью

Кажется, Федор понял, о чем речь: полоснул пальцем по горлу и гадко осклабился. Руслан поймал себя на неприятной мысли: так ли прост этот негодяй? Куда они смотрели все эти годы?

— Что вы хотите от него? — сказал Пейл. — Вы хотите здесь что-то найти?

— Мы просто хотим осмотреться… — начал было один из мужчин, но Руслан поднял руку и взял слово.

— Семью кузнеца Ивана жестоко убили, — сказал городовой. — Доктор Анатоль намекнул, что это сделал Федор. Возможно, предыдущие убийства совершил тоже он.

— Предыдущие? — сказал Пейл. — А как же признание Станислава? Казнь?

— Пока мы не видим… Пока мы не нашли ничего, что опровергло бы… — замялся Руслан.

— А почему Анатоль на что-то там намекнул? Почему его слово имеет такой вес? Это серьезное обвинение! И где он сам, раз он у нас записался в главные сыщики.

— Я не знаю, где он. Я ему не нянька. Просто я внимательно слушаю, что мне говорят, — раздраженно сказал Руслан и яростно почесал нос. — Я все проверяю.

— Это правильно, — усмехнулся Пейл. — Ты слышал, Федор? — Пейл ласково обратился к собачнику. — Надо помочь этим добрым людям! Можешь отойти в сторону и не мешать?

Федор заворчал, но послушался. Он неохотно встал с мусорной горки и отошел в сторону. Собаки двинулись следом, как слаженный, единый организм. Зрелище завораживало: так течет река, так трепещут листья на деревьях.

— Внимательно посмотрите здесь все, — сказал Руслан. — А мы с Пейлом отведем его в участок.

* * *

Анатоль был сыт по горло этим городом. По правде говоря, он был сыт по горло своей жизнью. Одинокий, покалеченный, с болезненной самооценкой, доктор большую часть своего существования проводил в выдуманном мире — там, где у него по-прежнему две ноги и замечательная походка. Он представлял себя человеком прямоходящим, но действительность каждым мигом напоминала, во что его превратила война — в придаток кресла, в мозги на тумбочке с колесиками.

Доктор ощущал болезненный зуд в голове: иногда ему казалось, что сознание расколется на две половины — его фантазии обретут реальность, вымышленный мир станет для него действительностью, он будет жить там полной жизнью, пока его слабый двойник сидит в кресле и пускает слюни.

Иногда Анатоль просыпался не там, где засыпал. Иногда не мог отличить сон от яви. Иногда он впадал в состояние одержимости: не мог заснуть, пока не разложит книги в правильном порядке, по размеру, по цвету, по имени автора. И пусть это отнимало много сил — он все равно кряхтел, подтягивался на руках, потел, возился на полке.

Сейчас им завладела такая же лихорадочная идея: ему во что бы то ни стало нужно уехать из города. Он отдавал себе отчет в том, что никуда не поедет, что ехать некуда… но ему нужно было собрать вещи и выкатиться за порог. Может быть, тогда наступит облегчение.

И вот он ездил туда-сюда по своему просторному дому, на коленях — большая сумка, в которую он кидал какие-то мелочи: ручки, носки, книги, салфетки и щетку для ботинок. Доктор знал: у всех его действий есть тайный, мистический смысл. Все вещи невидимыми нитями связаны с событиями в будущем — если их не сложить в правильном порядке, будущее рассыплется.

При этом все предметы казались какими-то удивительными, сияющими — сквозь слепящую головную боль Анатоль различал мир идей.

Затрещал входной звонок. Анатоль вздрогнул. Это помогло ему немного прийти в себя.

Он покатил к двери. Звонок затрещал еще раз.

— Иду, иду! — крикнул Анатоль. Невольно усмехнулся про себя: «Ага, иду».

Когда доктор открыл дверь и увидел людей за ней, он сразу понял, зачем они пришли. От этого стало на удивление легко. Вот, значит, как закончится его жизнь. Получается, смысл происходившего в ней ускользающее сложный. Настолько сложный, что его, кажется, и вовсе нет.

— Ох! Значит, я не ошибся, — сказал Анатоль. — Я не хотел в это верить. И не мог не поверить. Но это ничего не меняет. Ты же знаешь, ты мне нравишься, я сам тебе говорил.

— Взаимно.

— Топор у него в руках красноречиво намекает, что я доживаю последние минуты. На самом деле, я признателен за это. Мне становилось все хуже. Надоело жить как калека. Я хотел уехать из Приюта, и я из него уеду.

Гость хмыкнул.

— Я сказал Руслану, чтобы он искал собаку. Он подумает на Федора. Я хотел помочь тебе, если это ты. А это и правда ты. Я понял, когда увидел дом — что там внутри. Я понимаю твою боль. И признаю, что в этом виноват весь Приют. Приют — это болото. — Анатоль склонил голову. — Руслан — не такой дурак, каким кажется. Он может догадаться. У вас есть время расправиться с ним.

— Спасибо.

— У меня всего один вопрос, — сказал Анатоль. — Ответьте на него, а потом делайте, что хотите.

Гость великодушно кивнул.

— Зачем вы это делаете? Какой в этом смысл?

— Любовь, — сказал гость. Затем размахнулся и опустил топор на голову доктора.

IX. Слезы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее