Белый Дозор (под псевдонимом Алекс фон Готт)

В глубине леса, на вырубленной посреди непролазной чащи поляне, красовался возведенный из здоровенных деревьев домище, высотой под стать своим владельцам. Дом окружал широкий ров, ничем не наполненный, но зато дно его было утыкано острейшими стальными прутьями, и на прутьях этих Лёша с содроганием приметил иссохшие, скрюченные тела в истлевшей одежде. После рва дом был обнесен очень высоким, плотным частоколом, а сверху, для пущей надежности, в заостренные бревна были вбиты те же заточенные стальные прутья – не перелезть. На воротах прибит щит, на щите бронзовый пиратский барельеф «Веселый Роджер»: череп со скрещенными костями и бронзовыми буквами выложенная по-английски надпись «Beautiful Property. No Trespassing. Danger to kill».

– Ничего себе! – изумился Алексей. – Да вы, я вижу, не больно-то гостеприимны, дорогие Лечуньи.

– А ты не больно-то молчалив, – заметил Зиу. – А потом, знаешь, что я тебе скажу: поживешь с наше – начнешь ценить возможность жить в крепости, особенно когда в эти места забредают проклятые яссы. У нас хоть и шесть рук и в бою мы стоим целой тучи этих тварей, но всё же крепкие стены – это далеко не лишнее, поверь. Живем мы одиноко, помощи не докличешься, так что всё приходится делать самим. Это ведь по лесу только тогда шляются толпы Дозорных из Белого Города, когда у них кого-нибудь подранят ясской, в Гнилояри заговоренной стрелой с черным кощным ядом из Бесова болота, а их недоучки-знахари не в силах врачевать такие раны. Вот уж они и бегут сюда сломя голову: «Ах, помогите, очередной герой всех мыслимых сражений вот-вот окочурится!» А вот, чтобы, скажем, предложить выставить здесь караул, дружины в две-три и содержать его не за наш, разумеется, счет, об этом и речи никогда не было. Эх, да что там говорить, с таким отношением поневоле станешь записным брюзгой.

– А надпись у вас почему по-английски? – не унимался Лёша.

– Потому, – коротко ответил Манг. Они перешли ров по легким, шатким мосткам, и Лечуньи слегка толкнули ворота своей здоровенной ногой, отчего те бесшумно распахнулись, пропуская хозяев и ратников, несущих Виктора, во двор, и столь же быстро и бесшумно за ними затворились.

Во дворе были английские газоны, белые мелкие цветы, высаженные в форме буквы «W», украшали их, и после нахального ответа Манга Лёша не решился проявлять любопытства на предмет того, что у Лечуний связано с этой буквой.

Дом, стены которого были столь высоки, что сравнились бы, пожалуй, даже с собором Парижской Девы, где сох от неразделенной любви отъявленный гоблин Квазимодо, имел один вход: низенькую дверь, в которую и обыкновенный человек смог бы проникнуть только ползком. Как туда попадали сами Лечуньи, явилось недолгой загадкой: они и вовсе этим входом не пользовались, а служил он, скорее, для отвода глаз и вообще никуда не вел. Вместо того, чтобы пытаться протиснуться в очевидно невозможное, Лечуньи что есть мочи шандарахнули по стене ножищей, отчего дом содрогнулся, и тут же из окна второго этажа опустилась складная лестница, по которой поднялись сперва Лечуньи с Лёшей на руках, а спустя непродолжительное время по их команде двое ратников подняли по этой лестнице Виктора и передали его Лечуньям буквально с рук на руки.

– Перекусить бы? – с надеждой в голосе намекнул Боригнев.

– Здесь не трапезные палаты, мой славянский друг, – с издевкой ответил Просперо и захлопнул окно. Боригнев только рукой махнул. Подошедшие ратники собрались на поляне перед рвом, развели костер, достали припасы для общего стола. Вышаты и Живосила среди них не было: ученик и учитель отстали от остальных, пообещав вскоре к ним присоединиться. Предмет их разговора наедине для всех остался в тайне, но когда, спустя некоторое время, они действительно появились на поляне, то Вышата был чернее тучи, а Живосил очень бледен и взволнован. Волхвам не задают вопросов, поэтому все предпочли сделать вид, что никто ничего не заметил.

4