Белый ферзь

… понятная досада толчком преобразовалась в непонятное… непонятную… непонятный… Или просто пока непонятый? Что-то раздражало. Как комар. Который и не впился, но жужжит, паразит. Может, и не вопьется, покружит-покружит да и решит резонно, мол, лучше с эдаким не связываться. Но комар частенько бывает прихлопнут не за укус как таковой, а за жужжание. Только бы точней определить, где он, паразит, крылышками вибрирует. А то надаешь сгоряча самому себе по физиономии, а он, гад, все жужжит. Так-то…

Колчин поймал себя на том, что выжимает из ильясовской «девятки» чуть поболее, чем свойственно бы сэнсею-Колчину, с победой вернувшемуся из. Если приключилось непредвиденное, то уже приключилось. Да? Да. Так. Да не так. Он сбросил газ. Перешел на нормальные шестьдесят по трассе. И сразу уловил в зеркальце сильный, мокроасфальтный БМВ с тонированными стеклами. БМВ не ждал столь резкого спада скорости у «девятки», потому попался в поле обзора. А ведь аккуратно шел, на той дистанции, когда и в мыслях не возникнет: ага! за нами кто-то есть! ага! за нами, за нами!

Собственно, так вас, фраеров, и подлавливают – на резком сбросе. Иное дело, Колчин поймал БМВ непроизвольно – мало ли на шоссе иномарок, а он просто поймал себя (себя!) на том, что выжимает из «девятки» чуток поболее, чем свойственно бы сэнсею- Колчину – причин таких не было, разве что повод возник, и то в подсознании… Ан поймал.

– Ну и?.. – сказал Ильяс, понуждая ЮК к продолжению монолога. Даже не понуждая, а просто вставляя непременное междометие, чтобы монолог- скороговорка больше походил на диалог.

– Ильяс-с? – сменил тональность Колчин. До сего момента он, что называется, на автомате говорил-говорил, оказывается, каким таким образом команда наших зарабатывала очки еще до выхода на татами – Чую, ребятки зажатые все-таки. Спрашиваю у японцев: «А нельзя ли где-нибудь тут у вас позаниматься? – В смысле? – В смысле, зал какой-нибудь… – А, позалуста, позалуста!..». И приводят нас в зал. Это в канун чемпионата. И вот мы всемером воюем друг с другом в абсолютно пустом зале. Японский флаг висит-колышется. А мне ребяток важно растормошить. Покрутились-повозились-попотели… Шум изрядный, по лапам колотим, долбимся. Глядь – зал потихоньку заполняется людьми: «О, рус, рус!». Вот, говорю, завтра будет то же самое, под тем же японским флагом, ага? Растормошились. Потом идем такие ОТДОХНУВШИЕ из зала, водичку из банок прихлебываем. А в баре сидят-посиживают наши завтрашние – официозно-деревянные, уронить себя боятся. Проводили нас сумасшедшими взглядами. Все, говорю, ребятки, считайте, двадцать очков форы у нас есть. (Егор Брадастый тут бы не удержался и в свойственной ему балагурной манере якобы посетовал бы, мол, режиссуры вам не хватает, ЮК! Вот если бы вслед за вами безропотно-вежливые аборигены вынесли еще и пару-тройку мешков на зиппере, укрытых японским флагом, тогда бы вааще!). А еще – пробежечку нашим устроил. Ну-ка, мол, аура здесь благоприятственная, чего б не пробежаться! И – опять же всемером по Иоеги и Мэйдзи, граничащим с Императорским дворцом, – пробежечка до легкого пота, в удовольствие. Соперники-то следят: ишь, рус, нипочем им Япония! А почем, собственно?.. Единственно, паршиво у них было, по-дурацки, – финалы не в один, а в два дня. Ну, ты, Ильяс, представляешь, – отвоевали, потом ночь, и снова воевать. Всю ночь бы проворочались, плюс все шишки полезли, у Парцая клешня распухла. А ведь финальная пулька. Стресс… Так, командую, ну-ка всем по кружке пива… Это заблуждение, что японцы какое-то там сакэ пьют, – у них пиво популярней, чем у нас… «Русский транзит». Они мне: «Ю-Дмич! Как же! Вы же сами нам запре…». Говорю: надо! Ну, грянули они по кружке. На голодный желудок. С ужина идут, гляжу, мя-а-гонькие-мягонькие. Ну-ка, баиньки!.. Через пять минут – сопя-а-ат. И утром – хоть бы хны! А иначе представляешь, как бы извертелись, веревки бы свили из простыней – впору на них же и вешаться. И – вот…

Ильяс понимающе кивал и участвовал в мемуаре чуть ли не автором мемуара – он бы так же был там, так же поступил в ситуации – то есть ученик есть ученик, хлопнул бы пива, а потом положил бы в финале хоть японца, хоть кого, но… не довелось. Ничё! Мартовская Германия – на носу.

И тут Колчин включился. То есть отключился. И сказал:

– Ильяс-с?

И Сатдретдинов Ильяс сказал:

– Да. Да, Ю-Дмич. – В смысле, вижу, понял, тоже поймал.