Белый ферзь

Что есть развод? Ци-Чу – два китайских иероглифа, семь поводов для выдворения жены:

1. Неповиновение родителям мужа.

2. Бесплодие.

3. Измена.

4. Ревность (выражает неудовольствие, когда муж хочет взять еще наложниц).

5. Неизлечимая болезнь.

6. Болтливость (дома-то пусть жужжит, но за воротами слишком язык распускает о доме).

7. Совершение кражи внутри семьи.

При том, что супруги относятся друг к другу с уважением, как равный к равному – иначе (по-китайски) говоря: Цзюй-Ань-Ци-Мэй, что переведено как: преподнесение подноса с едой на уровне бровей (то есть не живота или коленей, не кланяясь, не приседая).

Правда, существуют табу, блюдя которые жену не выставишь, воспользовавшись любым из семи, а то и всеми семью поводами. Это:

Если у жены на момент выдворения нет близких родственников, готовых принять в семью. (Есть. Валентин Палыч. Родственник-отец. Куда ближе).

Если жена носит или относила когда-то трехгодичный траур по отцу или матери мужа. (Относила. Мать, земля ей пухом, ушла пять лет назад. У Инны была долгая депрессия).

Если семья мужа была до женитьбы бедна, а из-за женитьбы разбогатела. (Чего нет, того нет. Профессорская семья Колчиных отнюдь не бедствовала. Было то задолго до низложения звания профессор до уровня материального – распоследней уборщицы на полставки).

4

Так что какой, к черту, развод! Объявилась бы! Это так… поднахватался Колчин у научно-ученой жены поверхностного китаеведения: ЮК – опустошающий и расчищающий сэнсей, но и – вдумчив, с чистым дыханием.

Он проделал несколько ката – Сэй-Сан, Соо-Чин… В сущности, каратэ – та же йога. Только йога статична, каратэ – динамично. На высших стадиях, как две дороги, они смыкаются. О-о, это, пожалуй, долгий разговор – о сущности формальных комплексов- небезынтересный, но долгий. Потом как-нибудь, не сейчас. Тем более – звонок. В дверь.

Колчин открыл.

Сосед. Полковник Борисенко. Уже облачен по декабрьской погоде, то есть на выходе из дому в РУОП. В китайской (и тут – Китай!) пуховой куртке, про которую сам Борисенко говорил (а говорил он всегда по-детски восторженно, восхищаясь по ерунде, старательно создавая себе имидж недалекого мужичка, над которым грех не усмехнуться, только усмехнувшись ловишь ауру «мужичка», который загодя усмехается над тобой, не зло, но приятельски)… говорил Борисенко про куртку: «Во! Гляди, Юр! Купил! Знаешь, сколько стоит?! (ну с каких пор мужчины обмениваются ахами-охами по поводу обновы? и довеском ахают-охают по поводу дешевизны?!) И, ты не думай, она качественная! Не кооперативная, а фабричная! И карманов – двенадцать штук! Сюда – деньги, сюда – презервативы, сюда – документы, сюда – фонарик, сюда – ствол… А в двенадцатый карман (и усмехался почти неуловимо) – список-реестрик, что в каком кармане лежит, чтоб не перепутать! Ага?!».

– Юр! Приехал? А я слышу – топот. Значит, приехал!

– Да. Вчера. Ночью.

– Угу. Слушай, я чего… Тебе кота не надо?

– У меня уже есть, спасибо, Ром.

– Ха-ароший котяра! И рыбку съел, и на елку влез!

Колчин сообразил, что опять в который раз попался на мнимую простоватость Борисенко, – речь не просто об отвлеченном котяре, которого бы пристроить в хорошие руки, а как раз о Сёгуне.

– Квартирой ошибся? – намекнул Колчин на давнюю борисенковскую шутку. Своеобразная была у полковника манера шутить. Кому другому подобные приколы с рук не сошли бы, но не Борисенко.

(А было так. Девица-курьерша, нарочная, доставила заказное письмо ЮК – как раз официальное приглашение от Всемирной федерации, как раз на чемпионат этот вот самый. Ни Колчины, ни Борисенки не удосужились навесить номера квартир, когда меняли двери с хлипких на железные, потому ошибиться немудрено, а на площадке только две квартиры – Колчиных и Борисенков. Ну и стукнулась девица вместо ЮК к полковнику:

– Вы Колчин? Юрий Дмитриевич?

Реакция у полковника еще та, полковничья, руоповская:

– Нет, – говорит. – Я Борисенко Роман Григорьевич. РУОП. У нас здесь, в квартире гражданина Колчина, – засада. – И удостоверение кажет, не моргнув глазом. – Вы прочтите, прочтите… – и прочел нарочной минутную лекцию: нельзя, мол, слепо доверяться красным книжечкам с тиснением, теперь любые книжечки на Арбате – за пять тысяч, от удостоверения гения до удостоверения дебила, так что нельзя слепо доверяться, головенкой кивать понимающе, надо внимательно изучить документ, запомнить фамилию, должность, печать…

Девица слепо доверяется, головенкой кивает понимающе, сама – в мгновенном мандраже, угораздило ее! и конверт зарубежный, марки, паукообразные иероглифы!

– Давайте почтовое отправление. Где расписаться? – строго говорит засадный руоповец, расписывается и наставляет: – Как понимаете, вам лучше молчать. Все. Свободны. Да! Если еще будет поступать корреспонденция, передавайте в квартиру напротив, – там такой высокий, с бровями, это мой сменщик, у нас там подстраховочная засада. Год будем сидеть, но возьмем гада!