Белый ферзь

… Он, Давид Енохович Штейншрайбер, сказал НЕ ТО десятью минутами раньше и в самом деле огорошил Колчина ПОПАДАНИЕМ «Незабвенной» – аккурат к цели посещения ЮК. «Не очень», – сказал Колчин Штейншрайберу и покривил душой. Очень. Очень и очень. А когда Колчин объяснил Штейншрайберу цель своего посещения, тот заизвинялся настолько бурно, что Колчину впервые за все годы знакомства и взаиморасположения захотелось заткнуть сиплый фонтан Давида Еноховича. И Давид Енохович, уловив эту эмоцию, заизвинялся и вовсе. неукротимо: не за цитату как таковую, тогда как у Юрия Дмитриевича исчезла жена… а за то, что извинениями априорно предопределял судьбу исчезнувшей жены Юрия Дмитриевича.

Разумеется, само собой, как же иначе, непременно. Давид Енохович Штейншрайбер сделает все от него зависящее, а от него зависит немало. Но, может быть, Юрий Дмитриевич рано паникует, может быть, Юрий Дми…

– Паникую? – переспросил ЮК.

– Ох, извините, не то сказал.

– А что вы скажете о краже в Публичке? – резко перепрыгнул на другую волну Колчин, будто крутанул ручку радиоприемника. – Слыхали? – лучшая волна, способная отвлечь книгочея Штейншрайбера от зацикливания на извинениях. Заодно – подтверждение: не паникует ЮК. У ЮК жена исчезла, а он с книгочеем о краденых книжках…

– Не то слово «слыхал», не то слово, Юрий Дмитриевич! Более того! Я ведь эту марамойку учил, я ее, не побоюсь этого слова, вы… пестовал. А вы не знаете? И я не знаю, откуда она вдруг доктор филологии! Она паталогоанатом. Неплохая профессия для молодой, симпатичной женщины, вы не находите? Она у меня практику проходила, приезжала из Ленинграда.

– Какая… женщина? – действительно не понял Колчин.

– Сусанна. И не Сван она была тогда. А – Голубева. Сплошные птичьи фамилии, а?!

– Почему птичьи? – по инерции спросил Колчин, будто иных вопросов, более основательных, к Давиду Еноховичу Штейншрайберу у него не осталось.

– Сван – лебедь. Шван. Он Швайн, а не Шван. Ее муж. Такую библиотеку вывез, поц!

9

Отношения между отечественными мастерами единоборств трудно характеризовать как идиллические. Тот же раздрай, что и на родине каратэ-до. За вычетом традиционной японской выдержки, непроницаемой мимики (улыбка, да, – но что там, в голове, делается? «Не обманывайтесь нашими улыбками»…) и ритуальной вежливости. С приплюсовкой традиционной расейской привычки рвать рубаху на груди чуть что, непомерного тщеславия (советское – значит, лучшее!), гипертрофированной доброжелательности к ближнему в сочетании с личным самоотвержением (это ты, Господи? это я, желай себе чего угодно, сделаю, но у твоего соседа будет того же вдвое больше! ага, Господи, кинь на мой дом бомбу!).

Чтобы не будить спящую собаку в родном отечестве, лучше предпринять краткий экскурс – восточней, много восточней. Они там все равно русского языка не знают, не понимают. А если и прочтут, если отыщется переводчик, то смело можно уповать на упомянутую традиционную выдержку и на значительную географическую удаленность – пока доберутся до крамольника, или выдохнутся, или поостынут. Толи дело наши, доморощенные: кто имелся в виду?! не мы?! а почему похоже?! Ну их совсем – взрывных-неуравновешенных!

А Япония… Что ж Япония. Понятно – сётокан. А придумал сётокан Фунакоси. Кстати, окинавец. И занимался по той самой системе шоринджи-рю, откуда произросло Косики каратэ.

Занимался он, занимался, а потом его пригласили выступить на празднике в Токио – показательные, показательные! Надо сразу избавиться от глубокого заблуждения, что японцы с рождения, с пеленок начинают стричь ногами, прыгать до потолка, крушить кирпичи – и так с незапамятных времен. Времена как раз памятные – наш век, двадцатый. И в школах японских преподается не каратэ-до, а дзюдо.

А тут Фунакоси приехал. Показал. И ему сразу предложили преподавать у студентов. Согласился. Почему бы и нет. Но очень скоро понял – нет, не тянут студенты классическое каратэ-до, слабоваты. И духовно, и физически. Исторически так сложилось. Зажатые они, замкнутые, у них и контакт с внешним миром не так давно наладился – в шестнадцатом веке, когда их португальцы, что называется, «открыли», и то постольку поскольку, ибо всерьез общение завязалось лишь с приходом… фрегата «Паллада», того самого, «Гончаровского», а это уже и не шестнадцатый век, понимать надо. Вот окинавцы – да, душа нараспашку, островок мелкий, островитяне крупные, пиратствовали вовсю, и в Поднебесную наведывались, и в Корею.