На енотов жалуется не только радио, но и я: их нашествие очевидно. Не знаю, как насчёт стаи, но один пробрался точно. Причём тот, который заражает бешенством. В лёгкой форме, но всё-таки. Енота зовут бабушка Галя. Не зря дед Валя говорит: «Енотиха, хватит полоскать! Уймись!» Это я с детства помню, не забыла.
Дед прав: она всё время что-то складывает, моет, протирает, перебирает. Галя – крупный енот-полоскун. Если что-то попадёт в её маленькие худые ладошки, то сразу будет перетёрто, перемыто и сложено в правильное место.
Дом не узнать. Всё чисто и блестит. Ни складки, ни пылинки, ни крошки.
Бесит!
Енот – не только чистюля, но и хищник. Его добыча – записки, квитанции, счета, чеки: всё в дело, всё к изучению. Сбор данных – анализ – приговор.
– Почему не заплатили за свет в июле? Начислят пеню.
– Почему прогорел магазин? Чем там торговали? Ластами? Кому они нужны? Кто это придумал? В него столько вложено. Ужас!
– Зачем оформили доставку? Этот холодильник можно донести вдвоём.
– Почему покупаете пельмени? Лень лепить?
Не знаю. Просто любим. А может, и лень.
У енота чуткий нюх: сегодня ему досталась крупная добыча со скучным названием «Свидетельство о браке». Если верить этой розовой бумажке, папа и Инна – сюрприз! – поженились. Причём прямо перед выходом в рейс. Зачем – не очень понятно, они и так давно вместе. Или кому-то страшно утонуть неженатым? Вернутся – спрошу.
Не знаю, кто расстроился больше – я или енот. Думаю, мы испытали похожие чувства: вроде всё равно, но немного неприятно. Но я ладно, а почему бабушка так злится? Если папа – её сын, то Галя за него радоваться должна, а она злится.
Кажется, я догадалась. Мы с Галей очень недовольны, потому что нам ничего не сказали. Очень неприятно быть в дураках. Короче, съеденному лебедю – привет! Теперь понятно, кому он предназначался.
Сильнее всего енота бесит разбросанная одежда: он с разбегу впивается в носки и майки и тут же перетаскивает их в корзину. Иногда ему кажется, что он нашёл вещи Инны.
– Это её? – строго спрашивает енот.
– Нет, моё, – отвечаю я сквозь зубы.
– Ты такое носишь? – удивляется енот, презрительно фыркнув.
Кстати, вещей Инны у нас нет. Ну разве пара шарфов болтается в прихожей. Один – ярко-голубой – мы по очереди носим. Инна не против. Но, может, скоро всё изменится и у меня отберут не только шарф, но и шкаф. Также не исключено, что меня выгонят пропалывать тыквы или перебирать пшено – вроде бы так делают все мачехи.
А я теперь кто? Падчерица? Какое жуткое слово.
Попыталась спрятаться от Гали на чердаке. Там, конечно, намного спокойней, но очень жарко. Крыша так раскалилась, что я выдержала, наверное, полчаса, не больше, зато время провела с пользой – покопалась в коробке со старыми фотками. Искала газету или журнал, чтобы сделать веер, а нашла пищу – ту, которая для размышлений.
Надо признаться, я тоже немножко енот, но не такой сообразительный, как Галя. Наверное, ещё не набралась опыта. Думаю медленно, торможу, зависаю, не могу сопоставить факты и сделать выводы. Картинку вижу, а что внутри – нет. Зимний парк, много снега, согнувшаяся пополам от смеха Инна. Она в двух куртках: одна её, вторая – огромная, явно мужская. Такая же история с шапками – из-под лохматой меховой ушанки выглядывает полоска вязаной.
Ясно одно: фотограф – папа. Ещё понятно, что это север: в Алесино снег бывает, но ушанки здесь никто не носит. То есть с местом всё понятно, а вот время – загадка. Табличку с датой никто не держит. Что всё это значит? Как понять? Он увидел, как она стекленеет на морозе, и дал ей свои вещи? Она утеплилась и захохотала?
– Девушка, а девушка! Вам не холодно?
Нет, если бы он спросил, Инна бы даже не обернулась. Она не такая. Получается, они уже знакомы, так как Инна не стесняется дурачиться и смеяться. Но тогда почему папа выпустил её на мороз в вязаной шапке? Это абсолютно исключено. Он не такой. Ничего не понятно. А где, интересно, в этот момент я и мама? Или мама уже с Микой? Стоп, хватит!
Убей в себе енота!