Белый город

Вера? Это в средние века она была единственным маяком, светившим сквозь туман и тьму болезней, войн, голода и смерти, но в наше время, когда человек уже получил все, что желал, она стала лишь оправданием ничтожности бытия, трусости и бессилия что-либо изменить. Сейчас ты – раб и страдаешь, терпишь, но страдаешь и терпишь ради лучшей заоблачной доли (или дали?), обещанной… Кем? Кто подтвердит? Кто возвращался оттуда, чтобы поведать правду, что там, где сейчас летит самолет, – Рай, и что мы не умрем? Это в средние века люди видели Бога за облаками, потому что полет оставался лишь мечтой, а наши современники уже покорили космос, но по-детски продолжают верить в заоблачный Рай. Если единственный ребенок болен раком, то вера необходима в отчаянии, но если человек предпочитает думать, что живет не зря лишь потому, что читает молитву на ночь, то для него вера – как отговорка, как оправдание отсутствия смысла и собственной никчемности. Не нужно ничего делать самому, не нужно искать истину – все дано свыше. Покаялся, и все простится… Хватит искать утешения! Человек сам себе хозяин, и жизнь его прекрасна, но лишь настолько, насколько он сам ее сделал такой. Человек свободен и способен сам выбрать судьбу и дорогу.

Однажды Полине пришлось присутствовать в церкви при отпевании человека, которого она не знала при жизни (дальний родственник, дань уважения, ритуал, традиция…). Когда горя нет, неизменно начинаешь наблюдать за теми, у кого оно есть. Что есть для людей вера? Неужели кто-то на самом деле верит в то, что «мы расстаемся, чтобы встретиться уже навсегда»? Маленький человечек размахивал кадилом и шептал странные слова, плакальщицы тоненьким голоском пели о загробном мире. Полина смотрела на них и думала, что для них это такая же работа или призвание. Они верят, но… Каждый день они приходят в церковь, и все повторяется снова, снова и снова. Повторение вносит обыденность в священнодействие, превращая его в обязательный ритуал. Все происходящее напоминало театральное представление. Мы не встретимся, потому что нет ничего за пределами смерти. И они это знают, но боятся не встретиться, боятся великого НИЧТО, пустоты после естественного процесса умирания и лечат себя самообманом. Почему нет одиннадцатой заповеди? Потому, что она бы звучала: «Не лги себе!».[43] Самая красивая и самая страшная ложь – во спасение.

А между тем, это Солнце умирает и возрождается на кресте, это оно несет жизнь на Землю, а Конец света в первоисточниках имеет точное значение – «конец эры».[44] Обожествление сил природы и мифотворчество было свойственно человеку во все времена. Никто не придет карать за грехи, просто мир изменится и изменит сегодняшним идеалам. Попробуйте объяснить это людям, кающимся даже в том, в чем невиновны, и по сути не живущим, а заморозившим свою жизнь в ожидании Конца света! «Если Бог существует и сотворил этот мир, то неизвестно КТО его сделал таким несправедливо пристрастным, где мы не можем быть счастливы. Если помимо этого он сотворил еще и счастливый тот свет, тогда зачем ему понадобился этот?».[45]

Святое писание – всего лишь знаки и символы, начертанные ЛЮДЬМИ! И даже не свидетелями происходящего, ибо сей миф создавался много позже описываемых в нем событий. Что происходит с мифом? Он передается из уст в уста – искажается, забывается, приукрашивается, насыщается личностью сказителя, затем записывается – пишется и переписывается, затем интерпретируется – чаще всего неправильно. Что, собственно, остается в итоге? Красивая притча, обрекшая на двух-трех (сколько еще?)…тысячелетний страх и необоснованные обвинения, лишившая возможности свободной любви и счастья жить без оглядки миллиарды слепо несведущих (или сознательно отказывающихся знать?) людей.