Давно, еще в детстве, оттирая следы маркера от школьной парты, она поняла, что принадлежит к той когорте индивидуалистов, которые, единожды соединив четыре точки тремя линиями, вышли за пределы листа, и теперь никто и ничто, кроме них самих, не сможет повлиять на их жизнь.
Нас слишком долго учили брать и копить. Но обретаем мы лишь теряя. Потому что обретаем свободу, а значит СЕБЯ. Вот он, истинный смысл свободы, когда ты уже ничего не боишься, потому что нечего больше терять. Даже самое насыщенное вчера не в силах утолить голодное сегодня. Дыши, но здесь и сейчас!
Полине снился поезд, шедший в Рай. Общий вагон: незнакомые люди мешали водку с вином и пивом, жадно допивая все, что горит, ведь ТАМ алкоголя не будет.
– Этот поезд – не в Рай! Вас обманули! В Рай летят только самолетом! – пыталась перекричать их гомон Полина. Конечно, ее никто не слышал. Но даже если услышал, то не поверил бы.
А поезд тем временем набирал ход – быстрее, еще быстрее. На предельной скорости стены вагона разорвало ветром. Ведь и поезд, и люди внутри него были бумажными. ОН вырезал их умелой рукой и не сказал зачем…
На белой стене над кроватью кто-то повесил картину: рука, разрывающая чистый лист бумаги, а за неровными его краями полыхало пламя костра.
«Если долго смотреть на огонь, то внутри пламени увидишь Белый город», – снова вспомнились Полине слова легенды.
Часы на прикроватном столике по-прежнему молча настаивали на трех часах после полудня. Рядом с часами кто-то незримый, проникший в Полинину комнату в отеле без ее на то согласия, поставил чашку с кофе. Под ней ждала записка:
Далее следовал адрес и приписка:
Полина рывком поднялась на кровати, что-то легкое соскользнуло с одеяла на пол и тоненько звякнуло о кафель. Розовые очки. И по стеклу от падения пошла трещина – извилистая кривая несогласия и внутренних противоречий.
– Истории со счастливым концом писать неинтересно, и главное – их никто не читает! Вспомните хоть одно великое произведение, где был бы стопроцентный хэппи-энд и никто бы не умер? И чтобы никем из героев не пришлось бы пожертвовать?
– Но хэппи-энд неизбежен, – вещали люди в белых шелковых плащах и масках ей вниз с высоченного постамента. – Искусство должно облагораживать. Искусство не жизнь, но ее более совершенная копия. Не стоит писать изнанку человеческой души. Люди и так знают о себе все. Но сочинить им другую жизнь, сделать их теми, кем они могли бы стать, если бы не страх, деньги, зависть, нелюбовь (продолжи этот список сама). Если бы не жизнь! Люди хотят быть счастливыми, и хэппи-энд им необходим!
Полина стояла одна посреди огромного пустого зала Суда. Лучи солнца, падающие сквозь высокие окна, слепили глаза. Шея затекла и болела.
«Наверно, это тоже часть наказания, – подумала она. – Необходимость неотрывно смотреть вверх на белые плащи против яркого света».
– Это не наказание, – ответили ей. – А попытка воззвать к вашей вере.