Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

Бог дал – Бог взял, территорию расчистили, и новая, асфальтово-травяная пустыня раскинулась на месте прежней, песчаной. Железную дорогу, по которой с 1892 года доставляли в Иерусалим паломников и перевозили товары, разобрали, и вместо нее протянулся ряд автомобильных стоянок. Само вокзальное здание было переоборудовано под Музей Армии обороны Израиля. Прямо напротив мечети Хасан-Бек, самой знаменитой достопримечательности Маншии, чудом уцелевшей в ходе военных действий 1948 года, муниципалитет решил разбить парк в память о еврейских «освободителях» Яффы, а обрамляют этот мемориальный холм опять же автомобильные парковки и автобусная станция. Другие части района превратились в свалку строительных отходов или же были полностью зачищены бульдозерами, так что остались голые пустыри.

Ил. 73. Один праведник в Содоме: Аба Эльханани, мемориал, посвященный Маншии. Из журнала TVAI, 1976, № 4 (зима).

И последним штрихом в этой жутковатой картине стала закладка парка науки имени сэра Чарльза Клора (оформление было завершено лишь в 1970-е). Названный в честь британского финансиста, пожертвовавшего крупные суммы денег на нужды нового государства Израиль, и спроектированный ландшафтным архитектором Гиллелем Омером, это еще один выровненный пласт того, что называлось когда-то Маншией. Опять сионизм заставил пустыню цвести, только на этот раз трава была искусственной и выкрашенной в зеленый цвет.

Надругательство над «невестой моря»

Естественный цикл: уничтожение, разрушение, опустошение, а затем цветение, – продемонстрированный проектом развития Маншии, был всего лишь подходящим фоном для истинной архитектурной аллегории «Старая новая земля» / Тель-Авив. В Маншии оксюморон Герцля воплотился в жизнь, показав местную, истинно тель-авивскую интерпретацию смешения «старого» и «нового».

Три архитектора, участвовавших в проекте обновления Маншии – Амнон Нив, Амнон Шварц и Дани Шварц, – также ответственны и за единственный из завершенных в этом районе проектов, призванных сохранить хоть какую-то связь с прошлым. В 1978 году они использовали последние остатки палестинской Маншии (помимо мечети Хасан-Бек) – три стены отдельно стоящего дома, который так или иначе был бы выпотрошен, – в каче стве фундамента-каркаса для того, что в конце концов станет музеем «Эцель». Официально открытый в 1983 году, Бейт-Гиди (дом Гиди), как его еще называют, посвящен памяти бойцов «Эцель», погибших при «освобождении» Яффы в 1947–1948 годах[194]. В экспозиции музея прослеживается история этой полувоенной организации, с подробным отчетом об участии «Эцель» в конкретных, часто имеющих неоднозначную оценку исторических эпизодах. Среди прочих кровавых событий, например, резня в Дейр-Ясине, случай с «Альталеной»[195] и – в центре всего – захват Яффы.

Стоящий на руинах того, что когда-то было обычным яффским каменным домом, музей «Эцель» представляет собой местную версию универсальной стеклянной коробки. По замыслу явно более модернистская, чем белый куб Корбюзье (восходящий, возможно, к средиземноморской архитектуре Греции или Северной Африки), стеклянная коробка непосредственно связана с Баухаусом и немецкими строительными традициями. Вальтер Гропиус первым использовал стеклянную коробку как архитектурный метод, когда проектировал здание училища Баухаус в Дессау, и именно эту концепцию последний директор училища, Людвиг Мис ван дер Роэ, развивал сначала в Германии, а затем в Америке, где жил и работал. В контексте музея «Эцель» упрощенная связь между стеклянной оболочкой (с ее западным, официальным фасадом) и старинными стенами простого ориентального жилища неизбежно вызывает в сознании кучу клише вековой давности и превращает музей в убогую аллегорию Тель-Авива, где внешняя фразеология архитектуры объединена с вербальной фразеологией архитектора: «Из разрушенных стен старого здания вырастают темные стеклянные стены ‹…› условно воссоздавая его таким, каким оно когда-то было. ‹…› Это попытка остановить мгновенье, день и час освобождения Яффы»[196].

Ил. 74. Буклет музея «Эцель».

Однако если архитекторы хотели «заморозить» музей, чтобы он как бы застыл во времени на фоне прекрасного, переменчивого Средиземного моря, тогда можно сказать, что им это удалось. Музей «Эцель» стал одним из самых знаковых архитектурных объектов, причем не только в израильской архитектуре, но и, возможно, даже в мировой. Отчасти это из-за его упрощенно-клишированного характера, однако четкое и ясное, по замыслу архитекторов, указание на историческую роль здания и более общее ощущение времени тоже оказались мощными факторами.

И все же архитектура такого рода неизбежно вызывает ряд вопросов. Достаточно вспомнить работы Альберта Шпеера (главного архитектора Гитлера), творившего на протяжении всего нацистского периода, чтобы понять, какие опасности подстерегают на этом пути.