Белый кафель, красный крест

– Кхм... Мда... Так... Так-так-так... Ну, записывайте.

Дальнейшие полчаса пролили свет на доселе не известные мне термины.

...– Да и предать анафеме нужно всех тех, кто придумал всю эту гадость, – с явным отвращением закончила она. – Слушайте, а вот третьего вопроса я не знаю. У вас нет связи со Всевышним?

«Неужели ещё и шизофрения?» – Мысль была столь явственно нарисована на моём лице, что тетенька поспешила поправиться:

– С Интернетом, я имею в виду. По беспроводным технологиям, знаете ли...

– О! Есть! Спасибо вам!

Забегая вперед, скажу, что тетка эта через пару дней была прооперирована мной и бригадой гинекологов и избавлена от миомы внушительных размеров и стрессорного недержания мочи.

– Ну что ж, доктор, вы готовы? – Улыбка профессора не предвещала бы ничего хорошего, ежели бы не «связь по беспроводным технологиям».

– Конечно! Уже можно, да? – наивненько удивился я.

– Мы ждем вас! Проходите!

– Итак, первый вопрос... – Я собираюсь с мыслями, смотрю на ранние морщинки около рта. Ага. Тестостероновая недостаточность... Мужской климакс наяву. И онкофобия с довольно большой вероятностью... Прости, Господи, но надо сдать экзамен.

– Да, да. Мы все внемлем вам внимательно!

– Индукция. Энумеративная и математическая...

Индукция – это некоторый образ мышления индивида или коллектива... обратная дедукции... делится на... Тут я бы хотел оговориться и, хотя этого нет в вопросе, отметить, что индукция бывает полной и неполной! Я считаю, что это очень важно в научном, истинном понимании данной концепции, ввиду концептуализации науки в общем и философии в частности. Ведь ошибочно предполагать, что философия – наука неточная, правда ведь?

– Да, да, доктор, категорически! Речи ваши правильны!

– Я бы не хотел бездумно повторить то, что написано в учебнике, ведь тогда экзамен превратился бы в фарс! Тогда экзамен – это не что иное, как проверка способности человека запомнить некий объем информации, правда?

– Вы абсолютно и непреложно правы!

– И я бы хотел привести пример. Радикальная цистпростатэктомия, выполняемая при раке мочевого пузыря, выражаясь языком философии, имеет два концептуальных аспекта! Первая доказанная гипотеза о «золотом стандарте» лечения этого тяжкого недуга стадии до Т2С – это явный пример полной, математической индукции. А вот точка зрения о лечебном эффекте той же операции при стадии Т4 – это блестящий клинический пример неполной, энумеративной индукции...

– Коллеги... Я думаю, что мы не будем отнимать время у нашего уважаемого доктора и поставим ему оценку отлично, верно ведь? – Несколько вспотевший от моего напора профессор достаёт платок и нервно вытирает лоб. Две женщины, олицетворяющие комиссию, молча и потрясенно кивают. Таки я был прав – онкофобия... Хорошо, что остановил меня, а то у меня к двум другим вопросам примерами были рак простаты и яичка...

– Вот ваша ведомость, Оганес Эдуардович. Вы блестяще знаете философию. И... Будьте любезны вашу визитку, пожалуйста, – понизив голос, обратился ко мне профессор.

Кандидатский минимум позади. Конец мая. Лучик солнца пробивается через жалюзи, вносит в комнату молодую, беззаботную атмосферу зелени и счастья вокруг, отвлекает меня от убийственных, жестоких строк. «Рак предстательной железы. Аденокарцинома низкой степени дифференцировки. Глиссон – 5+4». Пациент, которому не дашь 75 лет, чуть щурится, явно наслаждаясь зайчиком солнечного луча на собственном лице. Но голос дрожит и обрывается:

– Они... Они сказали, что я по возрасту не подхожу для операции. – Голос дрожит, обрывается. – Предлагают Касадекс и Флутамид...

– Александр Тимофеевич... – Я, не в силах сохранять присущий докторам важный вид, снимаю очки, тру ладонями лицо. Надо найти какие-то слова, иначе это выражение глаз меня просто добьёт. – Александр Тимофеевич, я хочу быть с вами честным и откровенным...

В такие моменты ненавидишь свою работу. В очередной раз надо разбить броню человека, надо вбить ему прямо в центр мозга, что он не один. Что он может позвонить посередине ночи, если ему не спится. Как и что делать – здесь вопросов не возникает, для этого есть гайдлайны, есть исследования. Но надо, чтобы человек ни в коей мере не поверил в возможность болезни убить его. А как это сделать, если ты сам отлично знаешь, что гарантий нет?

– ...Гарантий нет. Оперироваться в вашем возрасте – несомненно – риск. Но!..

Человек цепляется за это «но» с явным выражением лица тонущего, которому протянули соломинку. И это хорошо.

– ...Но я в глазах не вижу противопоказаний к операции. – Я позволяю улыбке чуть-чуть тронуть мои губы. Я могу математически достоверно доказать, что его можно и нужно оперировать. Но здесь нужен иной подход. Мне надо, чтобы человек верил: смерть ещё очень далека от него.

Осталась еще одна сложная задача: так манипулировать словами, чтобы консилиум не пришел к паллиативной терапии.