Белый кафель, красный крест

Сопутствующий: Ишемическая болезнь сердца: стенокардия напряжения II-го функционального класса; Пароксизмальная мерцательная аритмия, состояние после проведённой антикоагуляционной терапии (варфарин, последняя доза – 36 часов до поступления), осложнённая гематурией 48 часов назад; Сахарный диабет 2-го типа, компенсация; Язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, ремиссия; Варикозная болезнь вен нижних конечностей; Гипотиреоидный зоб, состояние после тотальной тиреоидэктомии, лекарственный эутиреоз.

Все вышесказанное означает: рак простаты дал метастазы, несмотря на удаление яичек, проведённую тяжелую терапию. Просто когда он впервые пришёл к врачу, он был уже неоперабелен. Какая операция, если ПСА при первом обращении – выше ста? Выше ста – это прибор зашкаливает, такие значения не уточняют, нет нужды. Норма ПСА – до 4. Больше – тревога, УЗИ, биопсия. Когда он пришёл впервые к врачу, тот вынужденно развел руками и сделал ему в боку дырочку, проведя в почку трубочку – нефростому. И повесил мешок с другого конца, без перспективы когда-нибудь вынуть этот мешок. Потому что мочеточник был перекрыт массой лимфоузлов, где сидели презлые метастазы.

У человека – мерцалка. То есть сердце периодически начинает шалить. Предсердия, вместо того чтобы сокращаться, асинхронно трепещут. Ну и что, зачем человеку в такой ситуации разжижать кровь? Да ещё и варфарином, от которого он закровил в нефростомический мешок? Просто у человеческого сердца есть ушки. Смешно, правда? Ушки у сердца. Не любят их кардиологи, предпочли бы, наверное, обходиться без них, потому что в них, при мерцалке, образуются тромбы. Которые потом летят в лёгочные артерии, застревают где-то там и вызывают тромбоэмболию лёгочных артерий. А вот это уже смерть. И мат-перемат дежурного реаниматолога, когда он слышит выражение «ТЭЛА поступает!»... Помолчим уж о том, что эти самые тромбы легко так вызывают инсульты и инфаркты.

Остальную часть его диагноза можно пропустить. Сейчас важно ему катетером выпустить мочу...

Катетер не проходит. Я малость злюсь, надеваю катетер на металлический проводник. Не проходит. Я понимаю, что надо готовить троакарную цистостомию, операцию, при которой в мочевой пузырь вставляют трубку. Но я беру цистоскоп и пытаюсь провести хотя бы мочеточниковый, самый тонкий, катетер. Цистоскоп упирается в непреодолимое препятствие. Я глазом вижу, что мочеиспускательный канал заканчивается слепо, некуда ткнуться. Рак превратил простату в камень и не пропускает ничего... Гидроудар идет обратно, то есть не проникает даже вода... Ладно, где наша не пропадала, готовлю троакарную цистостомию. Новокаином обезболивается зона, где должен пройти троакар (это такая металлическая полая трубочка с заострённым концом), делаем маленький разрез, вводим троакар, попадаем в мочевой пузырь... О чем свидетельствует появление струи мочи из троакара. Быстро пальцем закрываем троакар, берем пластиковую трубочку и вставляем её в мочевой пузырь через троакар. Толкаем поглубже трубочку, вынимаем троакар, фиксируем трубочку к коже. Вот и всё... А в центрах, по типу наших, делается еще рентген и УЗИ-контроль. Делаю. Всё нормально.

До трёх часов ночи наблюдаю больного в отделении. Не кровит.

В 6:30 утра – телефонный звонок:

– Доктор, срочно! Больному плохо!

– Бегу.

Ноги в кеды, взгляд на часы, чувство сожаления по поводу потерянного часа сна, бег.

Больной сидит... В цистостомическом мешке – кровь. Чистая кровь, с умеренными сгустками... Бледный, в холодном поту, пульс част и сбивается... Давление падает... Не к месту вспоминается рассказ коллеги, где был такой возглас: «Ответственный дежурный – в шоковый зал реанимации!» Но нет у нас шокового зала реанимации, мы – плановое учреждение... Да и звать самого себя к больному как-то глупо.

– Анестезиологов сюда. Дежурного терапевта. Срочно готовьте плазму, совместите четыре единицы крови. Операционную!

– Четыре?

– Да, он литр потерял.

– Тогда одной единицы хватит...

– Он ещё потеряет, ДВС в ходу... – В нефростомическом мешке те же сгустки. ДВС – синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания – это хабах. Это хуже, чем хабах. Это... Впрочем, не будем ругаться, больница этого не любит. Больница – как татами, её уважать надо.

В это время появляются Лаффиуллин и Клирашев. Ну слава богу. Теперь есть страховка.

Реанимация, промывание пузыря, одномоментно работают анесты (анестезиологиреаниматологи): подогревается плазма, струйно вводится эритроцитарная масса...

Консилиум. Экстренный.

– Надо оперировать.

– ДВС в ходу... Он будет кровить, а мы не остановим.

– Откуда он кровит-то? – Это я задаю малость истеричный вопрос, потому что трубка стоит правильно, ведь сразу после цистостомии он не кровил, клянусь бородой моего отца!

– Диланян, это ДВС. Он так кровит не из большого сосуда. Нефростома стоит правильно, – говорит Клирашев как-то тихо, мол, не психуй.

– В общем, я восстанавливаю ОЦК, налаживаю систему промывки, там посмотрим. – Лаффиуллин безуспешно пытается запихнуть-таки катетер.