Белый клинок

— Да чего ж тут не понять? — Варавва поднялся, стал расхаживать по земляному, чисто подметенному полу, насмешливо поглядывал на своих охранников. — На хутор Бычок вместе с моими хлопцами был набег? Был. Ты ушел, а их Наумович побил почти всех. Договорились потом на конезаводе конями разжиться, а там нас свинцом встретили. А? В Талах зимой волисполком громили, да оказалось, не тех жизни лишили…

— На конезавод среди бела дня только идиот может нападать, — стал защищаться Шматко. — Там у красных и пулемет теперь стоит, почти две сотни породистых лошадей, еще с екатерининских времен рысаков там выводят…

— Это я и без тебя знаю, — поморщился Варавва. — Вот нам такие и нужны. Видел моего? — Он пригнулся к окну, бросил любовный взгляд на серого своего красавца, загорелое его до черноты лицо смягчилось.

— Вижу, — кивнул Шматко, имея, однако, в виду совсем другое: из спаленки торчали два обреза, под окнами топтались еще трое-четверо рослых молодых мужиков.

— В Бычке, Осип, твои хлопцы пьяные были, вот и попались чека, — продолжал Шматко, — а про Талы и слушать не хочу. Всех подозрительных и сочувствующих Советам переводил и переводить буду. А если кого из наших ненароком и отправил на тот свет, то не велика беда, на то она и война.

— Цэ ты гарно сказав, Ворон! — дверь спальни вдруг распахнулась; поглаживая усы, вышел в переднюю Митрофан Безручко, поздоровался за руку со Шматко и Дегтяревым. Сел за стол. — А все ж таки веры тебе особой нема, Ворон. Стороной держишься, в тот раз, под Калитвой, утик.

— Я ж говорил тебе, Митрофан Васильевич: хлопцы мои свободу любят, никому подчиняться не хотят. Я против них пойду, так несдобровать и мне. Тут разговор короткий.

— Гм… — Безручко пятерней чесал голову. — Може, и так. А дисциплина, Ворон, должна буть. И совместные действия. Иначе нас красные добьют окончательно.

— Вот за тем и приехал. — Шматко понял, что гроза миновала.

— Вы, хлопци, гэть видциля! — махнул рукою Безручко, выпроваживая охранников на улицу, жестом приглашая к столу и Ворона с Дегтяревым. — А ты, Осип, скажи Дуняше, шоб картох да огиркив принесла. Сегодня моя очередь угощать.

Варавва поднялся, пошел к двери, придерживая шашку, бьющую его по косолапым ногам, бурчал себе под нос: «Тебя, Митрофан Василич, самогонка до добра не доведет. Сколько ее лакать можно?! И так дело, считай, загубили. Лучше б Ворона поспрашивал, врет ведь и не сморгнет…»

В доме появились две женщины, видно, из соседней хаты: молодая и постарше, низенькая, юркая. Шматко глянул на молодую и обомлел: это же Дуня! Ветчинкина! Да и эта, пожилая, была с ней тогда, в поезде…

И Дуня узнала Шматко. Стала, открыв рот, и миски в ее руках дрогнули.

— Ой! — вырвалось у нее испуганно. — Ты, Ваня?

— Я. — Шматко радостно улыбнулся, шагнул ей навстречу, лихорадочно соображая при этом: чем обернется для них с Прокофием давнее это знакомство? Что скажет, что может сказать Дуня? Он-то в самом деле был рад ее видеть, она так хороша была в простеньком своем длинном платье, так ладно обтягивала высокую грудь голубая блеклая ткань, и радостью же лучились синие большие глаза!

— От лярва! — вырвалось удивленное у Безручко. Он подошел к ним, заглядывал Дуне в глаза. — Ты видкиля Ворона знаешь, а, Дунька?

— Для тебя, может, он и Ворон, а для меня — Голубь, — отвечала Дуня, расставляя закуски на столе. — Тебе, дядько, и не обязательно все знать.

— Як это не обязательно! — важно надулся Безручко. — Ты моя племянница, а цэ… ну…

Пока Безручко хватал воздух пальцами, искал слово, Шматко воспрянул в душе — теперь им с Прокофием будет здесь легче, гораздо легче! Случайное дорожное знакомство, радость в глазах Дуни… Тому же Варавве так нужны доказательства преданности Ворона, он ищет, за что бы уцепиться, в чем бы уличить непокорного этого молодого «батька», а тут такая удача! Разве он, Шматко, не может разыграть влюбленного в племянницу Митрофана Безручко парубка?.. И стоит ли, нужно ли разыгрывать? Ведь и он искренне рад встрече, там еще, в поезде, хотелось поговорить с приветливой, приглянувшейся ему женщиной, и кто мог предполагать, что судьба снова сведет их при таких обстоятельствах?!

— Так ты, значит, заодно с дядькой? — негромко спросила Дуня у Шматко, и он насторожился — чего это она интересуется такими делами? И потом: по собственной воле, из интереса, или попросили ее?

— Как иначе, Дуня? — вопросом на вопрос ответил он. — Пока большевики верховодят, хлопцам моим гулять мешают…

Дуня, поставившая уже на стол закуски, выпрямилась, свет в ее глазах угас. Она поджала пухлые алые губы, повернулась, пошла к двери. Шмыгнула вслед за нею и та, другая женщина.