Белый клинок

Он убавил огня в лампе, унес ее потом в горницу; слабый свет сочился сквозь занавески, тикали где-то ходики, шуршали за окном, в палисаднике, голые ветви колючего кустарника. Сытный ужин, стакан хорошей горилки, тепло… спать, спать! Завтра надо быть бодрым, завтра — бой!

…Разбудили Гусева под самое утро. Он в мгновение, по давней военной привычке, подхватился, цапнул рукою одежду, с холодом в груди ощутив вдруг, что нет под гимнастеркой привычного и твердого бугорка нагана. Не было рядом и Васильченко. Стояли перед Гусевым какие-то темные фигуры, одна из них, в малахае, тыкала ему в грудь дулом винтовки. Кто-то незнакомый внес лампу, и теперь Гусев хорошо видел тех, кто стоял со злорадными ухмылками перед кроватью.

— Ну здорово, командир! — хохотнул широкоплечий рослый человек в коротком кожушке. Он стоял перед Гусевым в вольной и немного картинной позе — отставив ногу, придерживая рукой шашку в белых ножнах. — Спишь, значит? А кто ж бандитов ловить будет, а? Кто Советскую власть защищать станет?

Стоявшие рядом с ним мужики гоготали, с любопытством совались ближе к кровати.

— Вы… Вы кто такие? — Гусев попытался было встать, но дуло винтовки безжалостно отбросило его к стене.

— Мы-то? Мы кто такие? — повернулся рослый к мужикам. — Я, к примеру, Колесников Иван Сергеевич. Может, слыхал про такого?.. Ха-ха-ха… Это бойцы мои, в гости до тэбэ пожаловали, Гусев. Поняв? А ты дрыхнешь без задних ног. Отряд твой наполовину уж вырезан.

— Что?! Бандюги!

— А ты как думав? В бирюльки з тобою играть будемо, а? Ты-то убивать меня завтра собрався. Шкура! — завопил вдруг Колесников, изменившись в лице, выдернул из ножен клинок.

Руденко повис на его замахнувшейся уже руке.

— Иван Сергеевич, не надо тут! Бабе постелю спортишь. На дворе лучше. Дай-ка я его сам… Сам поймав, сам и решу.

Гусева схватили; босого, в нижнем белье вытолкали во двор. У крыльца, скорчившись, лежала белая, в подтеках крови фигура.

— Вот и комиссар твой, здоровкайся, — сказал Руденко, обухом топора подталкивая Гусева в спину. — Все по нужде ходил, мешал нам… Ну да отходился, царство ему небесное! До чего ж беспокойный человек був!..

Над Терновкой поднималось хмурое холодное утро. Улицы села заполнили конные: носились взад-вперед, шарили по домам, выталкивали оставшихся в живых красноармейцев, здесь же, во дворах, кололи их штыками, резали…

Колесников, уже сидящий на коне, вглядывался в глубину улицы, где за двумя отчаянно вскрикивающими красноармейцами кинулись сразу пятеро конных; усмехаясь, смотрел, как безжалостно рубили они враз обмякшие, рухнувшие на землю тела… Потом повернул голову, зычно крикнул:

— Оружие все собрали, Григорий?

— Все наше, Иван Сергев! — подскочил к Колесникову Назарук. — И пулеметы, и винтовки. Патронов тож немало…

Григорий, все еще возбужденный, радостный, восхищенно крутнул головой:

— Лихо ты их, Иван! Это ж надо — без единого выстрела роту красных под корень…

— А ты как думав! — Колесников снисходительно глянул на Григория, поправил шашку. — Без хитрости в военном деле не обойтись. — Приказал: — Кто в живых остался — не трогайте. Нехай дуют до своего начальства, доложатся, как Колесникова ловили.

В глубине двора Руденко топором добивал Гусева.

— Постелю ему жалко, — отчего-то разозлился Колесников на хозяина дома. — Тут решается, жить — не жить, а он бабу свою пожалел…

Конь, резко пришпоренный, прыгнул с места в галоп, понес Колесникова в конец села — кто-то там одиноко, но настойчиво отстреливался…

* * *

На рассвете 16 ноября 1-й Особый полк под командованием Аркадия Семеновича Качко занял Новую Калитву. Повстанцев в слободе не оказалось. В домах жались по углам женщины, старики и дети. Никто из них ничего путного сказать не мог: где повстанческий полк, сколько в нем бойцов, куда ушли… Выяснилось только, что полк снялся из Новой Калитвы вчера вечером, а куда и зачем пошел — одному богу известно.

Качко, со штабом расположившийся у церкви, в добротном поповском доме, терялся в догадках и нехороших предчувствиях. К назначенному часу в Новую Калитву не явились отряды других командиров: пропал куда-то Гусев, не было вестей от Георгия Сомнедзе, не дал о себе знать Шестаков. Новая Калитва пуста, сражаться здесь не с кем. Тихо было и на хорошо видных сейчас буграх Старой Калитвы — мирно дымили трубы хат, в серое блеклое небо вяло поднимался малиновый шар солнца.

И все же повстанцы были где-то поблизости, Качко это чувствовал. Он поднялся на колокольню, осмотрелся в бинокль. Позиция его полка была невыгодной. Вокруг — балки, овраги, подбираться к слободе очень удобно. И вполне возможно, что в балках этих давно притаились отряды Колесникова…