— Посторонись! — начальственно прокричал выглянувший из горницы Нутряков: Опрышко со Струговым тащили в горницу вкусно пахнущие чугунки; суетился тут же и Сетряков.
— Сетряков! — строго позвал Безручко, заговорщицки подмигивая полковым.
— Я! — тут же отозвался дед и подбежал к голове политотдела, вытянулся. — Слухаю, Митрофан Васильевич.
— Ну, як ты с бабкой своей, не помирився, дед?
Сетряков почесал голову, виновато шмыгнул носом.
— Та ни-и… Не получается пока.
— А что ж она говорит? Какие до тэбэ претензии?
— Да вот служить к вам пошел, она и бесится.
— Ты, наверно, плохо кохаешь ее, — встрял в разговор Григорий Назарук. — Бабка ще молодая у тебя.
— Да яка там молода! — махнул рукой дед. — Песок вже с одного миста посыпався.
— Га-га-га… Охо-хо-хо… — снова заржали полковые.
— Потеху-то свою не потерял, Сетряков? — под продолжавшийся смех спросил Сашка Конотопцев. — Может, потому и злится твоя Матрена, а?
«Сопляк, а туда же… — с обидой думал Сетряков. — Да и остальные — шо я им, Ивашка-дурачок?»
Он отошел, издали косясь на полковых, ругаясь себе под нос.
Те погоготали еще над одним анекдотом, нетерпеливо поглядывая на ординарцев — скоро там, нет? Несло из горницы жареным, дразнило животы.
— А чего все-таки затевается, Митрофан Васильевич? — спрашивал Ванька Стреляев, поддергивая тяжелую кобуру с маузером, — он ничего не знал про планы штабных.
— Колесников наш женится, чего! — с укоризной отвечал Безручко. — Не сказали тебе, что ли?.. Вот голова два уха. Подарок бы какой командиру дивизии привез.
— Женится?! Тьфу ты черт!.. Ну ладно, я часы ему подарю, — он выхватил откуда-то из штанов длинную цепочку. — На прошлой неделе с комиссара одного сдернул… — Подержал часы на ладони, щелкнул крышечкой — жалко расставаться, по всему было видно.
— Проходите к столу, командиры! — подал наконец долгожданную команду Нутряков, и полковые потянулись один за другим в горницу, гомоня и переругиваясь, расселись вместе со штабными за длинным, уставленным закусками столом, торопливо и неохотно крестясь при этом в угол горницы, на серебряно поблескивающий там образ.
Со стаканом самогонки поднялся Митрофан Безручко.
— Ну шо, браты, — прогудел он, любовно оглядывая притихшее бородатое в основном воинство. — Сегодня не грех нам и посидеть за этим столом. Я думаю, надо нам пропустить по стаканчику горилки за нашего командира. Слава твоя, Иван Сергеевич, и до Москвы докатится, вот побачишь! За Колесникова!
— За атамана!
— За Ивана Сергеевича, браты!
Колесников не улыбался, мотал лишь как конь головой — благодарил; ткнул своим стаканом в Лидии, велел глазами — пей! Скользнул взглядом по Вереникиной — чем занята гостья?