Белый князь

Придворные, которые там с ним были и хорошо его знали, сразу заметили, что она очень ему приглянулась. Особенно любимец князя, Бавор, коварная бестия, подчаший старика, льстец и враг всех, кто мог прибегать к милости пана. Он сам, по-видимом, чертовски влюбился в молодую княжну и задумал сватать старику, в надежде, что её потом для себя приобретёт.

Он хорошо знал, как нужно было поступать с Зеймовитом; дал ему опьянеть от этой любви, и только тогда, когда старик почти потерял рассудок, начал ему шептать, что лишь бы он хотел бедную княжну, при посредничестве сестры легко её получит.

Сам же, неизвестно, какими путями, так обрисовал Цешинской богатства и силу своего пана, что приманил её на свою сторону.

В то время с Зеймовитом не было ни одного из его сыновей, потому что те, как позже, выступили бы против брака из страха, как бы их не стало больше для раздела Мазовии.

Когда только для старика заблестела надежда, что сможет жениться на Людомиле, он всякими способами, подарками и через людей начал завоёвывать княгиню Цешинскую.

Он приблизился к девушке, хотя она с тревогой от него убегала, и, по-видимому, самого императора Карла он упросил себе в сваты.

Словом, ухаживания были такими настойчивыми и серьёзными, что княгиня Цешинская обещала свою помощь. Она как-то сумела склонить сестру к послушанию, пророча ей большое будущее, и когда Зеймовит выезжал из Праги, уже вёз надежду, что полюбившуюся девушку ему отдадут.

Бавор тоже этому радовался, рассчитывая на молодость княгини и на свою мудрость.

Но когда старик вернулся в Варшаву, а сыновья и дочки узнали о женитьбе, подняли великий крик и шум.

Насадили на него духовных лиц, наслали зятьёв, всё это ничуть не помогло; Зеймовит ужасно рассердился, детям пригрозил и приказал молчать.

Он немедленно отправил в Зембицу Бавора договариваться о браке, послал солидные подарки, дал княжне золотые обещания.

Таким образом, хоть Людомила горько оплакала эту свою связь, должна была идти… Выдали её за старика, чем негодяй Бабор больше всех радовался, стараясь получить благосклонность молодой пани.

Но это были тщетные усилия, потому что княжна не хотела смотреть ни на него и ни на кого вообще. От одной боязни мужа, который, как все старики, был ревнивый и подозрительный, она ни на кого не смела поднять глаз.

Был тогда на нашем дворе молодой парень, которого любили и князь, и все, потому что был и очень красив, и имел в себе что-то такое, что к нему притягивало.

Со светлыми волосами, с голубыми глазами, с таким белым лицом, что оно казалось скорее женским, чем мужским, был этот Добек всем приятен, а женщины сходили по нему с ума. Натуру имел мягкую, почти робкую, не в меру милосердную и охотно услужливую.

Притом он был неглуп и знал больше, чем все придворные князя. Его сиротой воспитывал в своём доме пробощ из Слоньска, а были такие, которые догадывались и говорили, что ксендз был ему отцом.

Он его тоже необычайно любил, сам учил, не отпускал из дома, и с трудом отдал его на княжеский двор на службу, когда Зеймовит этого потребовал.

Там из слуг, оттого что умел служить и не имел врагов, он сразу пошёл в гору, князь его не отпускал от себя, наконец сделал своим подчашим. А ведь правда, что этого Добка нельзя было не полюбить, так западал в сердце: речью, голосом, любезностью и добротой.

Когда княгиня Людомила прибыла на наш двор – а ей дали для службы Добка – и ей он также понравился, так что вскоре не могла без него обойтись.

Тогда Бавор почувствовал сильную ревность и сначала начал интриговать против подчашего, находить у него разные провинности, нашептывать князю, что не справляется…

Мы на это смотрели и предвидели, что кончится плохо, потому что мы знали злую, мстительную и коварную натуру Бавора, а Добек и княгиня тоже были неосторожны.

Быть может, по причине этих злых языков он рад бы её избегать, но не мог. Княгиня его раз за разом приказывала позвать к себе; иногда поздно ночью он должен был при ней исполнять службу, и люди бормотали.

Бавор первый начал над этим смеяться и бросать острыми словами, но Зеймовиту сам не решался ничего говорить. Сначала он пробовал получить пользу иначе и, говорят, якобы, найдя княгиню одну, дерзким словом так её зацепил, что она велела ему убираться прочь и больше не показываться ей на глаза; Добек же как был в той милости, так и остался, и больше теперь служил чашником пани, чем пану.

Но оттого что и княгиню Людомилу, и Добка все любили, кто мог, прикрывал их, заслонял, не допуская, чтобы у Бавора был предлог для обвинения.

В это время так вышло, что молодая княгиня, которая была несколько месяцев в благословенном положении, когда муж поехал в Цешин навестить её сестру, сопровождать его не могла.

Бавор так рассчитал путешествие, что Зеймовит пожелал взять Добка с собой, за которого княгиня Людомила пришла просить, чтобы оставил ей для услуг. Зеймовит, ни о чём ещё не догадываясь, согласился на это. Бавора взял с собой, который от злости уже придумывал жестокую месть.