Читаем Белый конь полностью

— Мать вернется поздно — сегодня педсовет, — снова шепотом сказала Зизи, но только еще многозначительнее. Этот шепот невольно растревожил меня и пронзил ожиданием. Шепот как будто сулил мне что-то, чего не только я, но, возможно, и она не знала. И для Зизи этот «секрет» был, похоже, туманным. Поэтому мы оба покорно, как пленники, следовали за трепещущим шепотом. Зизи молча шагала впереди. Так мы прошли всю дорогу, так открыли калитку и вошли в ее дом, не проронив ни звука.

В комнате было холодновато, но все же мы сняли пальто, и я без промедления выполнил приказ Зизи: «Разведи огонь!» (Единственное, чему я научился, живя в деревне, это разжигать огонь. Хотя, говорят, и мотыжил я неплохо. Летом мы, ученики, мотыжили кукурузу и регань.) Жестяная печка вскоре загудела, и вокруг разлилось приятное тепло. Тем временем Зизи хлопотала по хозяйству — каждой вещи она сразу нашла место, затем водрузила на печку тяжелую закопченную чугунную кастрюлю и накрыла стол на двоих на том конце, который был поближе к огню, принесла из кладовой хлеб и кислую капусту. После того как я развел огонь, делать мне стало нечего, и я, засунув руки в карманы, прошелся перед висевшими на стенах картинами и, наконец, бессмысленно уставился на великого предка Маро-учительницы. Вспомнил, как Зизи проникновенно читала «Родину хевсура»[19]

— Вина выпьешь? — вдруг спросила Зизи непривычным тоном. Этот тон был не ее — только взрослые обращаются так друг к другу.

Она хорошо знала, что я не пью. Не раз она слышала, как ребята подшучивали надо мной из-за этого. Я и не счел нужным ответить, решил, что и так ясно. Но это было не главное. Зизи как будто играла во взрослую и вынуждала играть меня. За этой показной игрой скрывалось нечто очень важное и для меня, и для нее. И правда, почему она сказала, что мать вернется поздно, неужели для того, чтобы как следует наесться лобио и запить его стаканом-другим вина? Зачем было секретничать и шептаться? Мне не раз приходилось обедать с Зизи в этом доме, и всегда во главе трапезы была Маро-учительница, которая щедро угощала нас…

Зизи поставила на стол кувшин с вином. Я, чтобы печка не остыла, подбросил дров еще.

— Ты сядешь сюда! — распорядилась хозяйка.

Я молча повиновался и сел на отведенный мне стул. Сел прочно, основательно, опершись обоими локтями о стол… Прямо перед собой, в слегка приоткрытую дверь, я увидел часть Зизиной комнаты. Постель была не убрана, видно, утром она как встала с кровати, так ее и оставила. Там же, на стуле, висела небрежно брошенная ночная рубашка… Я отвел взгляд и мельком посмотрел на Зизи — уж не поймала ли она мой взгляд на постель. Зизи стояла у печки. Сняв крышку с кастрюли, она прилежно мешала большой деревянной ложкой лобио, чтобы не пригорело.

— Еще чуть-чуть, и я накормлю тебя, — сказала она.

— А ты сама есть не хочешь? — спросил я ее между прочим, ведь надо было сказать про обед.

— Очень хочу… Утром я плохо поела и после этого ни крошки не брала в рот… Это — лобио.

— Я уже понял. По запаху.

— Лук поджарен на свином сале, — тут же уточнила она. — Моя мать вообще хорошо готовит.

Я, конечно, стал искать портрет Варвары Джорджадзе, оглядел все стены. Мне почему-то показалось, что ее не было ни на одной из этих фотографий, и я с грустью подумал: или они не смогли достать ее фотографии, или сама княгиня не позаботилась оставить своим потомкам хотя бы один портрет.

— Давай тарелку.

Я протянул ей тарелку. Она наполнила ее до краев.

— Столько мне не съесть.

— Сможешь, — успокоила она.

Некоторое время мы молча ели лобио, заедая его кислой капустой, — все было очень вкусно. Зизи налила в граненые стаканы вино — прозрачное, темно-янтарного цвета. Я подумал: не умру же я от стакана, — и не противился, когда она наполняла мой стакан.

— Выпей, вкуснее будет есть.

— А ты?

— И я выпью… немного, — сказала она и чокнулась со мной. — За нас!

— За нас!.

Я отпил глоток. Сказать по правде, мне понравилось. Понравился и вкус, и особенно аромат, хотя, наверное, одно от другого отделить трудно.

Я отпил еще и еще — до половины стакана.

— Ну, как? — улыбнулась Зизи.

— По-моему, хорошее!

— Мы умеем делать вино, всем нравится.

— Да, прекрасное! — подтвердил я.

Вино дрожью разлилось по всему телу, приятно и легко опьяняя меня.

— Сколько захочешь, столько и выпей, — сказала Зизи и снова наполнила мой стакан, затем налила себе. Она оказалась права, я с большим удовольствием принялся за лобио, потихоньку отпивая глоток за глотком. Опорожнив второй стакан, я сам налил себе и Зизи третий. Я был по-прежнему слегка пьян, как после первого стакана. Зизи сидела справа от меня, совсем близко, нас разделял только угол стола. Придумала это Зизи, и места она сама распределила… Умница она, я бы не додумался: и сидит она рядом, и голову мне не надо поворачивать. Я смотрю на нее в упор: шея у нее белая, из-под блестящих волос виднеется маленькая мочка с дырочкой для сережек. Волосы у нее зачесаны гладко и на спине переходят в толстую косу…

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги