Белый конь

Датико Беришвили не забыл о назначенном сроке, через два дня он снова явился к Гоги Джорджадзе.

— Здравствуй, Гоги!

— Здравствуй!

— Как поживаешь?

— Отлично, а ты как?

— Я тоже неплохо.

— Ну и слава богу!

— Если мы не сговоримся…

— Я тебе уже сказал — не сговоримся, — прервал его Гоги Джорджадзе.

— Для тебя было бы лучше, если бы мы сговорились.

— Чем же лучше?

— Как я слышал, ты через два месяца возвращаешься на фронт?

— Что из этого следует?

— Я бы взял на себя опеку над твоим сыном, а так — на кого ты его оставишь?

— Это тебя не касается.

— Ты же знаешь, что я хозяин своего слова.

— Ничего я не знаю.

— Гоги, почему ты меня дразнишь?

— Я тебя дразню?!

— Ладно. Тогда найди этого пройдоху Гиркелидзе и верни мне мои деньги.

— Какого Гиркелидзе?

— Вашего родственника.

— У меня нет такого родственника.

— Мне все равно, твой это родственник или твоей жены.

— Не знаю.

— И я не знаю. Верни мне мои деньги!

— Сколько же ты ему отдал?

— Сто тысяч рублей.

— Как же ты доверил ему такую сумму, если знал, что он пройдоха?

— Я еще раз повторяю: найди этого человека и верни мне мои деньги.

— А я еще раз прошу тебя, Датико, мне не угрожать.

— Я свое сказал, Гоги… Дальше смотри сам!

— Вот и ладно. А теперь, будь добр, оставь меня в покое.

— Боюсь, что ты меня недостаточно хорошо знаешь.

— Еще узнаю. Времени достаточно.

— Я про то говорю, как бы тебе потом не пожалеть.

— А о чем мне жалеть? — Отец Луки поднялся и, прихрамывая, прошелся взад и вперед по комнате. — Даже смерть этой бедной женщины сошла ему с рук, так он, наглец, еще и угрожает! Убирайся отсюда, бессовестный!

— Между прочим, эта «бедная женщина» до твоего приезда была жива… Уж не знаю, что с ней потом стряслось! — Датико Беришвили круто повернулся и вышел.

Лука вспомнил тетю Нато. Вспомнил, как удивительно она походила в гробу на свою ранее умершую сестру — тетю Нуцу. Ощутив ноющую боль внутри, Лука не сразу понял, что мучила его пустая кровать тетушки, железная кровать, в которой никто уже не лежал и никогда больше не ляжет…

— Лука! — окликнул его отец.

Лука вошел в комнату.

— Как жизнь, Лука? — спросил отец и улыбнулся.

— Отлично!

— Ты ведь ничего не боишься, сын?

— А чего мне бояться?

— Правильно, сынок, ты уже совсем взрослый.

«Видно, не такой уж я взрослый, раз мне на каждом шагу об этом твердят, — подумал Лука. — А все-таки, чего я должен бояться?» И в самом деле, чего ему бояться? Он не замечал вокруг ничего такого, чего следовало бы опасаться, особенно теперь, когда рядом был отец. У него не возникало никаких предчувствий, и сердце не подсказало ему, что беда была совсем рядом.

Однажды ночью в дверях галереи появился незнакомый мужчина и спросил Гоги Джорджадзе. «Это я», — сказал отец Луки. «Спуститесь на минутку во двор», — вежливо обратился к нему незнакомец. «А в чем дело?» — удивился Гоги Джорджадзе. «Там вас ждут старые друзья». С этими словами незнакомец исчез.

Лука заметил, что отец сначала задумался, а потом не на шутку встревожился. У Луки так заколотилось сердце, что на мгновенье он словно оглох и ничего не слышал, кроме ударов собственного сердца.

Гоги Джорджадзе быстро надел китель и подпоясался широким армейским ремнем, все это он проделал так ловко и молниеносно, как по сигналу боевой тревоги. Потом он вынес из соседней комнаты револьвер, проверил его и сунул в карман. Опираясь на палку, Гоги Джорджадзе вышел в галерею, и Лука еще раз убедился, что отец чрезвычайно взволнован.

— Не ходи! — взмолился Лука.

— Почему? — неожиданно для Луки спросил отец.

— Не ходи! Мне страшно…

— Не бойся, ничего со мной не случится!..

Дверь галереи была открыта. За дверью начиналась тьма, такая густая, хоть глаз выколи. Отец уже собрался выходить, но, взглянув во мглу, почему-то остановился.

— Ты не выходи, слышишь? Оставайся дома!

— Поторопитесь, вас ждут! — снова раздался голос незнакомца.

— Кто меня ждет? — спросил Гоги Джорджадзе.

— Не знаю, наверно, ваши друзья. Меня просто попросили вас позвать.

— Передай, что я сейчас иду.

Отец колебался. Он закурил папиросу, поглядел на Луку, что-то хотел ему сказать, но не успел. В это время в открытой двери галереи показалась Богдана.

— Не ходите, Гоги… — сказала Богдана. — Я недавно проходила через двор. Возле голубятни пятеро мужчин — Датико Беришвили, Рубен, троих я не узнала. По-моему, это те самые, которые приходили, чтобы перенести тетю Нато. Не ходите, очень темно, и вы ничего не разглядите…

— Гоги, послушайся Богдану, сейчас не время туда идти… — Это голос Андукапара, идущий из темноты.

— Вы присмотрите за Лукой, я сейчас приду! — Гоги Джорджадзе ступил во тьму. Перед уходом он бросил на пол недокуренную папиросу и раздавил ее каблуком.

Богдана пошла за ним, следом — Лука.

Богдана вывела Луку на балкон. Андукапар был уже там в своем кресле.

Во дворе стоял мрак, и ничего не было видно, не только двор, но весь город был погружен в непроглядную мглу.

— Гоги уже на лестнице первого этажа, — сказала Богдана.

— Не надо было ему спускаться, — отозвался Андукапар.

— Мы виноваты, не должны были его пускать! — это опять Богдана.