Белый конь

Лука вспомнил слова Андукапара: «Вполне возможно, что ее зовут не Мтвариса, она сама придумала себе имя».

— Я собрала по кускам тело брата своего и супруга своего. Потом утихли мои четырнадцать болей, а он — брат мой и супруг мой — стал царем в царстве мертвых. В страданиях обрела я свою душу, и она сияет, как солнце. Я — покровительница всех мучеников, бедняков и страдальцев, утешительница всех поверженных…

Лука и сейчас почувствовал, что девушка, устремившая на него печальный взор, не смотрела на него. Вернее, ее взгляд не достигал его. Он прерывался там же, перед ней, и рассеивался в воздухе.

Луке больше не хотелось стоять здесь и слушать непонятные речи. Не интересовало его также, какое новое имя она придумает и как еще назовет себя. Для Луки она оставалась Мтварисой. Лука сделал три шага назад, как бы собираясь бежать.

— Ты куда, мальчик?

Лука остановился.

— Пойди и сообщи нашим, что я здесь! Они, конечно, знают, где я, но ты все же скажи им… Может, они забыли, может, им надо напомнить… Ведь мы все неблагодарные, и многое из того, что следовало бы помнить до самой смерти, обычно забываем.

Лука вспомнил сказанные утром слова Андукапара, которые заставили натянутой струной затрепетать его память. Именно в этом дворе беседовали о неблагодарности мужчины в серых халатах. Лука оглядел двор — может, они все еще здесь? Но во дворе никого не было.

— Не задерживайся, мальчик!.. Ступай… Ступай, мальчик!.. — Мтвариса, словно собираясь танцевать, вскинула вверх руки и, напевая, отвернулась от окна.

Едва Мтвариса исчезла, Лука побежал домой. Он так и не понял, какое значение имело для Андукапара, существовала или нет Мтвариса на самом деле. Почему этот вопрос тревожил его?.. Обрадованный Лука бежал домой, надеясь, что Андукапару хоть чуточку полегчает, когда он сообщит ему, что Мтвариса на самом деле существует… Мтвариса существует… существует… Он без передышки пробежал почти все расстояние до самого дома. Тяжело дыша, подбежал к воротам, остановился и перевел дух. Он так устал, что его мутило и кружилась голова. «Чего я бежал, ну, пришел бы на десять минут позже, какая разница?» Через подворотню он прошел не спеша. Подойдя к липе, снова подумал: «Как странно, сегодня все меня торопили… Я никуда не спешил и все равно торопился…» Потом поднял голову и взглянул на второй этаж, надеясь увидеть Андукапара. Поднявшись по лестнице первого этажа, он в ужасе застыл на месте.

Со второго этажа со страшной скоростью, подскакивая на ступеньках, громыхая, как могучий поток, пущенный в узкое русло, неслось кресло на велосипедных колесах, в котором сидел Андукапар. Андукапар обеими руками вцепился в подлокотники, выкатил глаза, в которых стоял страх, и глядел прямо перед собой. Он молнией пронесся совсем рядом с Лукой. Лука невольно отшатнулся и услышал потрясающий душу вопль:

— Лу-у-ка!..

Этот обреченный вопль был заглушен грохотом и треском. Коляска с разгону врезалась в барьер первого этажа и выломала перила. Та же сила выбила Андукапара из кресла. Андукапар раскинул руки, словно собирался взлететь, еще раз закричал: «Лука-аа!» — и как огромный, тяжелый крест рухнул в реку.

Лука тотчас бросился вниз по лестнице, но споткнулся о портфель, который только что сам уронил, и, кувырком скатившись по ступенькам, сильно расшибся. Во дворе он быстро вскочил на ноги и подбежал к липе, где должна была быть привязана лодка. Но лодки не оказалось на месте. Да если бы она и была, что мог сделать один Лука?!

Андукапар больше не показывался, его навсегда поглотили мутные волны Куры.

— Андукапар утонул! — крикнул Лука безлюдным балконам. — Андукапар утонул!..

Никто не слышал крика Луки, да и кто мог услышать, когда он сам едва слышал собственный голос.

— Андукапар, Андукапар утонул! — кричал Лука.

Но Лука понял, что сейчас его никто не услышит, потому что громкий рокот Куры поглощал его голос. К нему словно вернулся давно потерянный слух, и он только сейчас услышал, как грозно шумит река.

Внезапно он ощутил, как слабеют у него колени, но все равно он направился к дому дяди Ладо, с трудом волоча отяжелевшие ноги. С величайшим усилием одолел он несколько ступенек и постучал в дверь…

— Дядя Ладо, помогите, дядя Ладо!

Дверь никто не открывал.

— Дядя Ладо, помогите!..

Видно, дяди Ладо не было дома.

Лука снова спустился по лестнице, пошатнулся и схватился за перила, чтоб не упасть. Потом проковылял еще шагов десять и подошел к другой лестнице. Здесь обязательно кто-то должен быть дома. Он знал, что здесь болен ребенок и его не могли оставить одного. Он поставил ногу на ступеньку, но колени больше не повиновались ему, и он упал. Тогда он пополз на четвереньках… Посмотрел на дверь, потом на окно: и окно и дверь были занавешены красными тряпками. Лука вскарабкался на две ступеньки выше. Теперь силы окончательно покинули его, он упал, уронив голову на руки. Из глубины комнаты доносилось пение, наверно, пела мать больного ребенка: