Белый континент (с илл.) (СИ)

Роберт и его спутники смотрели на мотор с тоской и непониманием. Совсем недавно он был горячим и с легкостью нес вперед тяжелые сани — и вдруг из-за какой-то трещины превратился в никому не нужный кусок металла! Почему же это случилось только теперь, в Антарктиде, почему он без единого сбоя прошел все испытания в Норвегии? Неужели разница в десяток градусов мороза оказалась настолько роковой для этого механизма?

У Скотта еще оставалась надежда, что поломка одного мотора — случайность, а вторые самоходные сани прослужат экспедиции до самого конца. С этой надеждой он прожил сутки. А потом впереди на снегу снова появилось темное пятно такой знакомой продолговатой формы… «Это не мотор, это просто трещина! — пытался убедить себя Роберт, пока они приближались к пятну. — Не может быть, чтобы и вторые сани тоже… Вот так сразу, в самом начале пути…» Он украдкой оглянулся на сидевшего рядом с ним в санях Отса, затем бросил такой же мимолетный взгляд на соседние сани и по выражению лиц своих друзей понял, что они тоже видят подозрительное пятно и тоже пытаются убедить себя, что это всего лишь трещина во льду или какой-нибудь другой забытый шедшей впереди партией предмет. Однако еще через пару минут стало ясно, что это не трещина.

Со вторым мотором случилось то же несчастье, что и с первым — металлический корпус не выдержал работы при пятидесяти градусах мороза и треснул. Лэшли в своей записке был оптимистичен: по его словам, получалось, что мотор у вторых саней работал плохо, то и дело глох, и его приходилось заводить заново, так что теперь тащить сани на себе будет даже легче. Но его бодрый тон не смог никого обмануть. Было очевидно, что теперь, когда экспедиция может надеяться только на непослушных и не особенно выносливых пони и на две собачьих упряжки, продвигаться на юг они будут гораздо медленнее.

Впрочем, волновало Скотта не только это, а еще и более отдаленный момент возвращения в Англию и отчет об экспедиции перед географами. Мысль о том, что из-за поломки моторов этот вид транспорта признают неудачным, и в следующих полярных экспедициях снова будут мучить ездовых собак, не давала ему покоя весь ночной переход. «Надо обязательно убедить всех, что моторные сани все-таки можно использовать! — повторял он про себя, подгоняя пони в своей упряжке. — Надо написать, что дело не в морозе, что просто наши моторы были плохо сделаны. Нет, так нельзя, тогда получится, что я обвиняю фирму, которой мы их заказывали… А если написать, что моторы не были рассчитаны на такой холод, это будет значить, что я плохо их испытывал… И все-таки надо написать, что сани нам очень пригодились и что без них мы бы не справились. В конце концов, ведь они действительно проработали несколько дней! Да, так и надо написать, что сани сделали большую часть работы, а если моторы еще усовершенствовать, они полностью заменят ездовых животных. Так и напишу!»

Утром, на привале он долго возился со своим дневником, с трудом удерживая спрятавшимися в рукавице пальцами карандаш и подбирая подходящие фразы, чтобы описать сломавшиеся моторы в самом лучшем свете. Пони хрустели спрессованным кормом и поглядывали на людей с подозрением, как будто догадывались, что теперь вся самая тяжелая работа свалится на них. И уже на следующий день их предчувствия оправдались. Понимая, что без моторных саней ехать к полюсу придется намного дольше, Скотт и его помощники старались гнать лошадей вперед как можно быстрее. А через день к этим трудностям прибавилась еще и плохая погода — поднялся ветер, незаходящее солнце скрылось за тучами, и на участников экспедиции повалил снег.

Поначалу пони шли достаточно быстро — насколько им это позволяли тяжесть саней и собственная усталость. Группа Скотта догнала собачьи упряжки, а потом и группу Лэшли, вынужденную теперь тащить оставшиеся без моторов сани на себе. После этого багаж в упряжках перераспределили: лошадям пришлось везти больше груза, и несмотря на то, что с каждым днем на санях оставалось все меньше корма, четвероногие полярники постепенно начали выбиваться из сил. Расстояние, которое экспедиции удавалось пройти за одну ночь, постоянно уменьшалось, пони все чаще спотыкались и даже останавливались во время перехода, отказываясь идти дальше. Едва не падали изначально слабые Джимми Пигг и Джию, а спустя некоторое время хуже стало еще одному пони, Чайнамену. Роберт смотрел, как эта еще недавно резвая и сильная лошадь плетется в упряжке, все время норовя остановиться и задерживая всех остальных, и видел другую упряжку, собачью, ту самую, на которой он пытался добраться до полюса семь лет назад. Тогда они тоже уставали, замедляли бег, и, в конце концов, какая-нибудь из них ложилась на снег умирать — и участникам похода не оставалось ничего другого, как прекратить ее страдания. Скотт уже знал, что пони ждет точно такая же участь, и желал только одного: чтобы ему, как и в прошлый раз, не пришлось убивать их самому, чтобы это решение принял и выполнил кто-нибудь из его товарищей.