Белый край

Вдруг рядом мелькнула черная тень, и меня ударили по лицу. Хлестко, больно и с такой силой, что я упала на пол. Щека горела, но задуматься не дал истошный крик Снежинки. Он напоминал подхваченные ураганом осколки, которые со звоном бились о склянки, врезались в стены, в людей. Я закрыла уши руками, но это не помогло. Пришлось впиться ногтями в кожу, сдавить голову изо всех сил, только бы отвлечься.

Боги, пусть она замолчит. Перед глазами мелькнул образ перерезанного горла, крови и мертвых глаз. Не могу, пусть она замолчит!

Глава 11. Он говорил

Я давила на уши, и боль пронзала голову. Под ногтями собралась кровь, но было мало — крик не прекращался, просачивался между пальцами. Еще сильнее, нужно давить сильнее. Пусть сдирается кожа и трещат суставы. Все, что угодно, только не крик!

В ушах звенело, громче и громче. Скоро звук стал невыносимым, но так лучше. Я даже улыбнулась и расслабилась, когда сквозь тонкое дребезжание пробился голос Калсана:

— Вот и все, и стоило так бояться?

Слова прозвучали ласково, и меня затрясло. Чародей велел связать пленницу, стоял над ней с ножом, мучил, а теперь говорил с отеческой теплотой. Калсан грел ее подобно огню, чтобы сжечь.

— Ты не понимаешь, что творишь. Он узнает, — выдохнула Снежинка.

Голос напоминал летящую стрелу. Я даже побоялась наткнуться на острие и вздрогнула.

— Он узнает и отомстит, будь уверен, — говорила она.

Каждое новое слово было злее, резче и брезгливее. Леди не походила на жертву. От удивления я открыла глаза и увидела рядом черные сапоги. У Анадора были такие, и щека горячо запульсировала. Это он меня ударил, не сомневаюсь.

До чего большие у него ноги, и подошва на сапогах толстая — если пнуть такими, влечу в стену. А он пнет, Анадор же безумец, наверняка давно мечтал об этом. Я затаила дыхание, боясь сделать что-то не так. Калсан не защитит, еще и добить попросит, чтоб не мешалась.

Гнева не было, только ужас; чародей похитил нас, запер в нелюдимом замке, что дальше? Зачем я поехала с ним, сидела бы сейчас дома с любимыми, ела кашу.

— Не узнает, милая, и не отомстит, — пропел Калсан.

Голос обволакивал и успокаивал. Нельзя! Следует ненавидеть его, он чудовище. Анадор нависал надо мной и не двигался, словно боясь пропустить момент для удара. Я ждала боли и вздрагивала от малейшего звука, но все-таки взглянула на стол. Нужно увидеть, что натворил Калсан, и никогда не верить его сказкам.

Но со Снежинкой все было хорошо. Чародей сделал только маленький надрез на ее предплечье и собирал кровь в маленькую металлическую миску.

— Он узнает, он все узнает, — лепетала она, то всхлипывая, то угрожая.

Я ничего не понимала, но ощущала зло. Что-то дикое, первобытное и невероятно жестокое витало в комнате, проникало в меня с воздухом, делало частью ритуала. Не хочу, не хочу видеть, слышать или знать!

Нельзя делать такое с людьми. Кровь — основа жизни, он чуть ли не душу крал, нам с детства это вдалбливали. Возможно, запугивали, чтобы детей не обдурили темные чародеи. Хоть бы так, боги, молю, хоть бы так.

Закончив, Калсан аккуратно вытер кровь и наложил на рану мазь. Потом он отошел, и двое истуканов последовали за ним. Анадор шевельнулся, его сапоги оказались совсем близко. Решил пнуть?

Я дернулась, вцепилась ногтями в каменную плитку пола и рванула от него. Ноги путались в юбке — проклятье! Надо скорее, вот-вот обрушится удар, начнется боль.

На счастье, безумец просто прошел мимо. Он замер возле хозяина, который вновь принялся что-то бормотать. Истуканы доставали с полок колбы и протягивали чародею, а тот высыпал содержимое в серебряный кубок.

Их руки двигались быстро, я путалась, где чьи. Истуканы вторили Калсану, голоса становились назойливее, как рой ос, и пугали так же. Склянки блестели над кубком, вокруг клубился дым — зрелище усыпляло, и только страх мешал забыться.

Я обернулась на дверь. Спасительная темнота за ней так и манила, чувствовался ее холод, но в конце ждало заклинание. Мышцы под коленями больно дернулись, напоминая о мучениях. Нет, туда нельзя, а окон здесь не было. Я озиралась и пыталась найти сундук или шкаф — хоть что-то, где могла бы спрятаться.

Пусто, были только полки да стол в центре. Чародеи бубнили над кубком; это не продлится долго, скоро они возьмутся за меня. Боги…

Я крутилась на месте, но не видела спасения. Комната напоминала капкан, а открытая дверь — издевку. От страха переворачивались внутренности, время уходило, но что делать?!

Снежинка шевельнулась, и захотелось обнять ее. Прижаться крепко-крепко и почувствавать ту единственную, что была честной. Стало стыдно за свою злость. Следовало прислушаться и искать подвох, а не дуться.

Встать не получилось — ноги ослабли, а голова кружилась. Пришлось ползти до стола и ухватиться за край, чтобы подняться. Снежинка казалась белой, как бумага, даже ее коса посветлела. Щеки впали, глаза тоже, и я стиснула зубы; что делал с ней проклятый колдун? Вцепиться бы ему в морду, да сил не хватит.