Мурманцев встал и двинулся к стойке бара.
– Скажика, любезный, где тут уборная?
– А вот там, сударь. – Улыбчивый юноша в очечках показал направление.
– Там? – переспросил Мурманцев, как будто удивившись. – А тогда что там? – Он ткнул двумя пальцами в сторону двери, за которую наведывался объект.
– Там у нас, сударь, отдельный кабинет для господ, желающих конфиденциальности. У нас таких несколько.
– Угу, – сказал Мурманцев и посмотрел на объект. Тому уже подали тарелку лапши под соусом и запотевший шкалик водки. Петр Иваныч принялся уплетать лапшу с таким азартом, что Мурманцев почти слышал хруст у него за ушами. – А скажика еще, любезный, где я мог видеть вот этого почтенного господина?
– Не имею представления, сударь, – улыбнулся юноша. – Петр Иваныч известный человек.
– Неужто писатель?
– Что вы, сударь, господин Лапин чиновник театральных дел. А кроме того, он телепат.
Мурманцев заинтересовался.
– Как? В самом деле?
На лице юноши снова всплыла счастливая улыбка.
– По крайней мере, он сам в этом уверен. Хотите фокус, сударь?
– Нука, нука.
– Сейчас я ему мысленно радирую.
Юноша повернулся к господину Лапину и позвал:
– Петр Иваныч.
Театральный чиновник с трудом оторвался от лапши и недовольно поглядел на него.
– Ну чего тебе? – Потом скользнул взглядом по Мурманцеву и проворчал: – Часы у тебя над головой, дурень.
– Видали? – Юноша тихонько смеялся.
– Ты спросил у него, сколько времени? – Мурманцев притворился наивным.
– Как бы не так. Просто Петр Иваныч очень хороший физиогномист. Он увидел вас и решил, что я показываю вам его телепатические способности. А про время – это самый распространенный вопрос, первое, что приходит на ум. Вот он и ответил на него.
– А о чем ты думал ему на самом деле?
Юноша улыбнулся еще шире.
– Я сказал ему, что он надутый фазан. Немножко другими словами. И еще, сударь, – юноша помедлил и доверительно понизил голос, – не садитесь с ним за карточный стол. Обдерет до нитки.
– Что так? Передергивает?
– Ни в коем случае. Петр Иваныч честный человек. Но он будет угадывать по лицу, какие карты у вас на руках. Он очень талантливый, наш Петр Иваныч.
Господин Лапин тем временем откушал и присоединился к галдящей подвыпившей компании. Мурманцев вернулся к своему салату из красного перца. Прислушавшись, он с некоторым огорчением обнаружил, что питомцы муз подвергают обстоятельному разбору достоинства и недостатки обслуживания в доме терпимости, который держат обосновавшиеся в городе японцы.
– Японки – лучшие в мире профессионалки, – настаивал один. – Вообще самураи – гении секса.
– Я слышал, они себе между… ну, вы понимаете… разные приспособления вставляют.
– Например, зубы, – гоготнул ктото. – Не ходи к ним, Жорж, откусят.
– Империя Техно, – поддакнул другой. – У них на такое фантазия хорошо работает.
– А правда, что у них гетеросексуальные отношения преследуются законом?
– Страна однополой любви. Очень романтично, я бы сказал…
– Нет, правда? А откуда они детей берут?
– В пробирках делают.
– О, желтолицые рабы любви! – продекламировал, подвывая, худосочный рифмоплет с растрепанным чубом на глазах. – Сколь неги темной в ваших позах! Сколько блаженства в узких бедрах! Грудей всхолмленья, и огнедышащее жерло в курчавых облаках томленья!
– Это что за размер, Аркадий? – спросили виршеплета, хохоча и хлопая его по плечам.
– Мой собственный! – победно возгласил Аркадий. – Не чета вашему!
– А твоя раба любви осталась довольна твоим размером? – непристойно веселилась компания.
– Полно вам, господа, – запротестовал еще трезвый Петр Иваныч. – Лучше пожалейте, как добрые христиане, несчастных японских женщин. Они и в самом деле рабыни. Эти самурайские кланы используют их как вещи.
– Для чего они их используют в своей стране однополой любви, Петр Иваныч?
– Для вывозной торговли. Доподлинно известно – у самураев это один из основных источников дохода. Чтобы товар лучше шел, оснащают их вот этими самыми… разными приспособлениями.
– Господа, предлагаю объявить японским кланам войну! – торжественно провозгласил Аркадий, вскакивая.
– Тост! – пьяно закричали ему. – Тост за войну с кланами! За японских рабынь любви – стоя, господа!
Зазвенели стаканы. Гуляки вслед за неуемным Аркадием повскакали с мест, опрокинули стопки за самурайских дам и снова попадали на стулья.
– А вот послушайтека, господа, историю, – раздался громкий, спокойный голос, перекрывая все остальные.
– Тише, господа! Тише! Моня берет слово!
– Моня! – тряхнул головой совсем пьяный господин. – Ты же все знаешь про жизнь. Евреи – они такие, все знают. Ррраскажи нам, Моня, что ты знаешь!
Моня – вальяжный франт с бегающими глазами, трезвый, в отличие от остальных, – начал рассказ.
– Задумал я, господа, писать роман. Вот вы тут призывали к войне с кланами. А я же думаю, воевать нам с кланами не нужно. Ни к чему это, господа. Была уже одна русскояпонская – вспомните, чем она кончилась.
– Э, Моня, да ты пораженец, как я погляжу? – вздернул голову Аркадий и погрозил пальцем.