Белый крест

Мурманцев стал изучать охрану – черные халаты. Их тоже было трое. Автоматы двух смотрели в сторону пленников. Еще один возился с мотком веревки.

– И чего этим уродам не живется, – пробормотал Коулмен.

– Священная война, – ответил Мурманцев. – Джихад, объявленный мирустраданию, мируиллюзии.

– А зачем их Буддалла создал эту иллюзию? – презрительно поинтересовался Коулмен.

– На этот вопрос еще ни один философ не нашел ответа.

Сгорбившись и спрятав руки между коленями, Мурманцев занялся узлами.

Аэростат шел с очень приличной скоростью. Километров пятьдесят в час, прикинул Мурманцев, поглядев в окно. Коулмен прилип к другому. Мозес сидел не двигаясь, взгляд был прикован к ребенку. Стефан безучастно ковырял в носу.

– Это вулкан, – вдруг сказал Коулмен.

Впереди по курсу аэростата вырастала темная гора. Подножие окружали джунгли, и сама она зеленела до трети высоты, а дальше шла безжизненная скалистая поверхность. Самый верх скрывали клубы серого дыма.

– Вулкан, – подтвердил Мурманцев. – Только давно не извергавшийся.

Аэростат стал подниматься выше. Мурманцев еще усерднее принялся теребить крепкие узлы.

Через десять минут уже можно было разглядывать склоны горы внизу. Дым, в котором летали черные бабочки пепла, липнул к окнам гондолы, смазывая очертания вулкана. Но аэростат поднимался все выше и скоро оказался вне досягаемости пепельных клубов. Гондола зависла над самым жерлом.

Черные халаты оживились. Сначала переговаривались между собой, потом тот, что держал в руках веревку, очевидно старший, обратился к смертникам. Они закивали. Первым поднялся старец с седой длинной бородой.

Старший махди подошел к пленникам. Оглядел каждого и ткнул пальцем в Коулмена. Чтото сказал на своем тарабарском языке и хищно улыбнулся. Двое других сграбастали жертву и потащили к старцу. Коулмен сопротивлялся, но со связанными руками был бессилен. Мурманцев, воспользовавшись тем, что внимание головорезов отвлечено, стал зубами рвать веревку на руках.

…Нечестивые обнажают меч и натягивают лук свой, чтобы пронзить идущих прямым путем; меч их войдет в их же сердце, и луки их сокрушатся…

Коулмена побыстрому привязали к старцу – спиной к спине. Открыли дверь гондолы. Один из махди выглянул наружу и кивнул. Старец чтото выкликнул, издав горлом витиеватую руладу, и прыгнул вперед. Четырехногий «бутерброд» полетел в огненное нутро горы. Несколько секунд еще был слышен отчаянный крик Коулмена.

Со скамейки поднялся следующий смертник. Старший махди повернулся к пленникам, чтобы выбрать для него «билет в рай». Взгляд головореза остановился на ребенке. Поколебавшись, словно не зная, что делать с этим детенышем, явно лишним, он чтото коротко велел одному из своих людей. Бандит подхватил ребенка и понес к раскрытой двери. Мурманцев понял, что они собираются просто вышвырнуть его, как ненужного щенка. Он вскочил, но не успел ничего сделать. Стефан впился зубами в руку мужчины, и тот, заорав, отшвырнул его от себя. Ребенок упал на пол. В ту же секунду, сбив Мурманцева с ног, к укушенному бандиту с рычанием метнулся секретарь МозесЛеви. Налетев на него, он сам едва удержался в гондоле. Черный халат с воплем ужаса отправился прямиком в жерло вулкана.

Мозес не успел отойти от проема. Главарь махди всадил в него десяток пуль. Вслед черному халату в огненную бездну полетел мертвец.

Что произошло затем, Мурманцев осознал много позже. Он смотрел на Стефана. Стефан сияющими шоколадными глазами смотрел на главаря махди. И вдруг снова раздались выстрелы. Головорез, держа автомат в одной руке, заваливался назад и вбок. При этом палец давил на спуск. Очередью скосило обоих оставшихся смертников и третьего охранника. Главарь рухнул на пол и забулькал горлом. Изо рта потекла кровь. Через мгновение он был мертв.

Мурманцев сбросил веревку с рук, ошеломленно взирая на трупы. Стефан, кряхтя, выбирался изпод свалившегося на него смертника.

И тут за спиной Мурманцева грохнуло. Резко отскочив в сторону, он увидел направленный на себя ствол.

– Всем на пол!!! – проорал человек, ворвавшийся в гондолу через дверь кормового отсека. Одет он был в десантную форму Корпуса особого назначения Белой Гвардии и вооружен до зубов.

Но хотя и выглядел осназовец устрашающе, Мурманцев едва не схватился за живот от смеха – в котором была и доля нервного хохота.

Лицо десантника вытянулось, когда он обнаружил, что все и так уже покоятся на полу.

– Савва Андреич, вы? – на всякий случай спросил он все еще загримированного Мурманцева. – Я что, опоздал?

– Нет, ты как раз вовремя, Боря, – ответил Мурманцев, сдерживаясь от смеха. – Я как раз собирался отправляться домой.

– Угум, – оглядывая побоище, сказал десантник, некогда курсант Академии Белой Гвардии и ученик Мурманцева, Борис Айзеншпиц. – А ято надеялся вступить в неравный бой.

– Ничего, погеройствуешь еще. Только один совет, Боря. Если тебе когданибудь снова придется участвовать в штурме, не кричи так, ладно?

– Что, глупо получилось? – расстроился тот.

– Ну, пожалуй, это было лишне, – уклончиво ответил Мурманцев. – Ты на «Призраке»?

– Ага. Вы ранены, Савва Андреич?