Белый крест

— Вы хотите сказать, камень был живой?! — Мурманцев уже немножко начал уставать от такого количества потрясений за столь короткий отрезок времени.

— Профессор намекал на это. Он никогда никому не рассказывал, откуда у него этот камень. Много лет назад я случайно познакомился с одним из его коллег. Мы разговорились. От него я услышал странные слова — профессор как будто стеснялся темы происхождения камня. Или нет, не стеснялся. Было употреблено другое выражение. — Старик Алябьев прикрыл глаза рукой, вспоминая. — У него во взгляде появлялось чувство вины — так он сказал. Профессор чувствовал себя виноватым. В чем, перед кем, почему — Бог знает. Когда его нашли — в каком-то глухом монастырьке, в рясе послушника, — он подтвердил, что камень рассыпался сам. Но не добавил больше ничего. Вы знаете, монастырский устав позволяет насельникам не отвечать на вопросы государственных дознавателей.

— Он ушел в монастырь из-за этого чувства вины! — быстро сказал Мурманцев. — И это как-то связано с тем, что камень был живой. А потом умер.

— Справедливая версия. Только нам уже никогда не узнать, что там произошло на самом деле. Все быльем поросло.

Мурманцев сосредоточенно пилил взглядом край стола. Что-то вырисовывалось в голове. Нечто исключительно занимательное.

— Все да не все, — ответил он. — В истории с памятником профессору действительно есть что-то мистическое.

— Во всей истории биотрона есть большой элемент мистики, — добродушно усмехнулся Алябьев.

Мурманцев вскинул голову.

— Василий Федорыч, могу я попросить вас войти сейчас в центральный архивный фонд данных?

Алябьев поднял брови.

— Архив профессора Цветкова закрыт для обычного доступа, если вы об этом.

— Я понимаю. Но должна быть и не закрытая информация. Официальная часть, так сказать.

— Ради Бога. — Капитан-командор пересел за стол и разбудил свой компьютер. — Но ничего нового вы там не найдете. — Он пощелкал клавишами. — Вот, пожалуйста. Здесь гораздо меньше, чем я вам рассказал.

Алябьев повернул к нему экран, подвинул пульт.

Мурманцев быстро нашел что хотел. И едва-едва сумел скрыть волнение. Снимок был более чем тридцатилетней давности, но он снова узнал в этом лице знакомые черты. На сей раз не памятник, а сам профессор Цветков смотрел на него чуть прищуренными близорукими глазами. Здесь ему не больше сорока. Мурманцев представил, каким он мог стать в семьдесят с лишним. Добавил морщины и глубокие складки на переносице, проредил волосы, подставил седенькую бороду. И с большой долей уверенности сказал себе: «Это он». Отец Галактион. Монах Белоярской обители Преображения Господня, что стоит уже четыре столетия возле речки Надым в Западной Сибири. Видно, одними путями бежали от соблазнов мирской суеты гениальный ученый Цветков и раненый в сердце выпускник Академии Белой Гвардии Мурманцев.

— Да вы будто привидение там увидели, Савва Андреич, — забеспокоился Алябьев.

Мурманцев из какого-то неясного побуждения быстро пролистнул страницу.

— Нет-нет, ничего. Я вспомнил, как в моем саду лежал памятник с как будто отрубленной головой. Странное ощущение. — Он передернул плечами, продолжая бессмысленно прокручивать уже ненужные страницы.

И вдруг глаз снова зацепился за нечто знакомое. Мурманцев на миг остолбенел, потом спешно отлистнул назад. Никаких сомнений — три зигзага молнии в круге. Эмблема, над которой он себе голову чуть не сломал. Буквально за три секунды он проглотил, не жуя, сопроводительный текст, задумался, потом начал сначала, с чувством, с толком, с расстановкой.

И через пару минут, оторвавшись от экрана, потрясенно посмотрел на Алябьева.

— Я знаю, кто умер в моем саду.

Капитан- командор резко выпрямился в кресле и потребовал:

— Подробнее!

Мурманцев повернул экран. Алябьев торопливо пробежал глазами текст. Потом каким-то грустным, усталым жестом подпер рукой голову, глядя в стол. Посидел так с полминуты, а затем треснул ребром ладони по краю столешницы. Сморщился от боли.

— Старею, видимо, — молвил он, словно жалуясь. — Память дырявая стала. Мне бы сразу подумать об этом, да смутил меня ваш пресловутый «японский след». Этот значок действительно в самом начале был обозначением биотрона. Потом стал эмблемой Сетевой Гильдии. Вернее, гильдмастеров спецкласса, работавших с биотронами. Но отчего-то она не прижилась, возможно, как раз из-за совпадения с японским символом. Хотя вряд ли. Но в результате Гильдия осталась вообще без эмблемы.

— Поэтому он использовал старую, чтобы рассказать о себе, — подхватил Мурманцев. — У него уже не оставалось сил на что-то другое. Этот человек — губернский гильдмастер. И его пытали, чтобы получить доступ к биотрону. Отрезанный мизинец! У него забрали ключ от сейфа биотрона!

Капитан- командор уже давил клавиши видеотелефона.

— Канцелярия! Капитан-командор Белогвардии Алябьев на связи. Что у вас там с гильдмастером?

— Уточните, пожалуйста, вопрос.

— Когда его в последний раз видели?

— Варнек был в двухнедельном отпуске, господин капитан-командор.

— Что значит был?