Белый кролик, красный волк

Держу пари, так оно и есть. Изо дня в день. Слезы по первому требованию. Поцелуи в темноте. Каждое произнесенное тобой слово формирует мысли, которые ты читаешь на моем лице — как тут не выбиться из сил. И все для того, чтобы найти мою сестру. Вам почти удалось ее поймать, но она ускользнула от вас. Вот ты и крепишься, держась за свое прикрытие, потому что знаешь, что я — ваша единственная надежда выйти на нее.

— Что в третьем блокноте?

— Я, — просто отвечает она.

Я киваю. Черная Бабочка. Я смотрю на идеально симметричные крылья чернильной бабочки на первой странице. Каждое из них — зеркальное отражение другого. Ингрид — зеркало. Я вижу, как на ее лице отражаются мой собственный страх и смятение, но дуло пистолета неподвижно, как скала.

— Что она тебе сделала? — Мой голос звучит хрипло.

— Это не имеет значения.

— Моя лучшая подруга наставила на меня пистолет, я думаю, что имею право знать почему.

Гёделя называли Почемучкой, и, кажется, я знаю, что он чувствовал.

Сначала я думаю, что она не собирается отвечать, — в конце концов, я не в том положении, чтобы предъявлять требования, — но потом этот взгляд. Я помню это выражение в свете голой лампочки в чулане с красками, когда она со слезами на глазах говорила мне: «Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что кто-то так хорошо тебя знает».

В ее голосе слышится легкая горечь, когда она говорит:

— Может быть, предоставим слово ей?

Она наклоняется, старательно держа меня на прицеле, и поднимает блокнот. Она держит его так, чтобы видеть меня поверх страниц, пока читает.

— «Если эмпатическая связь между КВ и БК будет обобщена, можно создать универсального эмпата: очевидны преимущества для следственных органов и разведки. Генри Блэк ждет ребенка, он заинтересован. Мы начнем предварительные тесты в среду — захватывающе!»

Ингрид морщит губы, как будто мамин энтузиазм горчит. Она пролистывает несколько страниц вперед.

— «Становится ясно, что самая трудная задача с ЧБ — это очистить ее, освободить место для эмоций других. Она провела весь последний сеанс, преисполненная чувством волнения из-за бездомного котенка, которого подобрала. Честно говоря, одомашненный хищник не заслуживает такого уровня привязанности».

Она улыбается, но улыбка выглядит болезненной. Ее зубы так сильно стиснуты, что я вижу, как подергивается мускул в челюсти. Ингрид переворачивает страницу.

— «ЧБ безутешна сегодня, целый день кричала и плакала, вероятно, потому, что Генри застрелил ее кошку. Ничего не поделаешь, мы не могли держать ее здесь вечно. Мы должны научить ЧБ контролировать собственные взаимодействия. Никаких близких отношений — даже с животными».

— Господи боже, — бормочу я, но Ингрид безжалостно продолжает:

— «Результаты тестов улучшаются. Стратегия изоляции ЧБ от сверстников работает, но ее привязанность к родителям остается проблемой. Изоляция усиливает зависимость от тех, кто остался в ее жизни.

Похоже, в то время как ЧБ перенимает свое непосредственное эмоциональное состояние от того, с кем находится, ее матрица решений, ее воля управляются более глубоким набором желаний, свойственным всем нам. Разница заключается в том, что ЧБ получает эти желания не изнутри, а оптом от человека извне, от того, кого сама хочет видеть и с кем проводит больше всего времени. Идеалы и страсти этого человека становятся ее идеалами и страстями. Они внедряются глубоко, как татуировка, в то время как другие ее эмоции — это поверхностные явления, отшелушивающиеся, как слои эпидермиса». Хм, — добавляет Ингрид почти про себя, — не думала, что твоя мать — поэт.

Она переворачивает еще одну страницу. Пристально вчитывается в запись, словно пораженная кошмарным воспоминанием. Пистолет дрожит, и на долю секунды мне кажется, что это мой шанс, но она берет себя в руки.

— «Успех! Фантастический день в офисе. Мне нужно выпить. Очень нервничала. Несколько месяцев назад подарила ЧБ кролика, чтобы она за ним ухаживала. Высокий риск, который мог бы свести на нет годы работы, но это должно было быть сделано. Когда я спросила, как она относится к кролику, ЧБ сказала: „Я люблю его“, но нехотя: знала, что это недопустимо. Но ей всего семь лет. Когда я спросила, как относится к ней кролик, она сказала: „Он любит меня“, что заставило меня еще больше нервничать. Впрочем, в этом нет необходимости! Когда я протянула ей проволоку и дала понять, чего именно хочу, она тут же задушила кролика».

Ингрид рассказывает это совсем без эмоций, словно читает расписание поездов. Я изумленно смотрю на нее.

— «Вспомогательные реакции: слезотечение и прерывистое дыхание, в то время как зверушка задыхалась и визжала, указывают на то, что ЧБ не потеряла сочувствия к кролику во время его казни. Невероятно! Двадцать минут спустя она не выказала никаких признаков дискомфорта: вы этого хотели, значит, я этого хотела, доктор Би. Какая прелесть!»