— Все, что было в моих силах. Когда я поняла, что музей кишит ими, единственным, куда я все еще могла получить доступ, оставались камеры. И все-таки это был хороший совет, мелкий, и пришло время ему последовать.
— Блин, Бел, да ты старше всего на
Я отвечаю автоматически. Я слишком потрясен для чего-то другого.
— Это была гонка, и я пришла к финишу первой. — Ее взгляд ловит движение за деревьями. — Не позволяй этому повториться.
— Бел…
Но она уже бежит, зайцем выскочив из укрытия. Сквозь хитросплетения веток я вижу, как она мчится между деревьями, не обращая внимания на шум листвы, по которой бежит.
— Какого черта она делает? — не понимает Ингрид. — Зачем она бежит к школе? Брешь в кордоне в другой стороне!
Страх за сестру сжимает мне сердце.
— Она путает следы, отвлекает их внимание на себя, — говорю я.
Семнадцать секунд спустя я слышу топот ботинок и вижу сквозь листву, как одетые в черное фигуры стремительно пробегают мимо нашего скромного укрытия, тяжело дыша и держа наготове оружие. «Красный Волк», — думаю я и сохраняю в памяти этот образ, ее кровавое воплощение. Хотя они ведут на нее охоту, в ней нет ничего от жертвы.
— Идем, — шепчу я Ингрид и выскальзываю из зарослей. — Пока они не вернулись.
— Куда мы направляемся? — спрашивает она.
Я ее почти не слышу. Бел, ты моя сестра, я люблю тебя, знаю тебя, но ты пыталась убить нашу мать. Что-то должно было довести тебя до этого. Я должен восстановить твои действия, пойти туда, куда ходила ты, увидеть то, что видела ты. Я должен понять
— За ответами, — отвечаю я Ингрид.
Три смерти в одно мгновение. Безупречная архимедова спираль.
Я тащу Ингрид за собой. Она не сопротивляется. Когда-то давно мы с Бел играли в прятки в этих лесах, и мне известны все его укромные уголки. На улице почти совсем стемнело. Скоро мы станем невидимы.
Мысленным взором я вижу, как в сумерках вспыхивают огоньки статического электричества, словно семафорщик выводит для меня сообщение.
Беги, Кролик.
Беги.
2
ИНВЕРСИЯ
РЕКУРСИЯ: 2 ГОДА И 6 МЕСЯЦЕВ НАЗАД
Огонь, белый и призрачный, бушевал на фоне ночи.
Даже с вершины холма напротив мы чувствовали жар на своих лицах. Мы глазели и толкались в толпе зевак из соседней деревни. Женщина в сиреневом халате и резиновых сапогах качала на бедре ребенка, и его плач только подчеркивал, как притихли все остальные.
Внизу сновали пожарные, чьи вытянутые и искривленные тени напоминали огромных кузнечиков в траве. Но пожарные были бессильны. Огонь подпитывался метаном: пламя вспыхнуло при каких-то четырехстах градусах, а теперь набрало скорость и полыхало при плавящих металл тысяче восьмистах. Пожарно-спасательной службе Кента понадобилось бы столько огнетушащего порошка, сколько песка в Сахаре, чтобы потушить такое. Плана ни у кого не было — приходилось оставить ретрансляционную станцию догорать.
На следующий день, когда от большого комплекса из стали и бетона останутся куцые, почерневшие останки, прибитые весенним дождем, начнется расследование. В отчете будет сказано, что, хотя обширные повреждения не позволяют быть до конца уверенными, многочисленные улики указывают на утечку в центральном конденсационном насосе станции (том самом, годом ранее вызвавшем возгорание на терминале в Аугсберге, штат Пенсильвания, и двумя годами ранее в Берри-Хилл, Австралия). Все три объекта находились в собственности и содержались одним и тем же подрядчиком, так что никого бы это особенно не удивило.
Зато на этот раз, в отличие от Берри-Хилл (я видел фотографии последствий той катастрофы, и эти обожженные, истошно вопящие лица будут вторгаться в мои сны в течение долгих недель), никто не пострадал. Пожар разгорелся в половине третьего ночи, станция была полностью автоматизирована, оперативные поиски двух дежурных охранников закончились в баре по дороге в Дурмсли, где они запивали стресс от того, что
На этот раз им повезло.
Когда Белла повернулась ко мне, в ее слезах отражалось пламя.
— Мне так жаль, Пит, — сказала она.
— Все хорошо, Бел, — ответил я.
Я обхватил себя руками, хотя от пламени шел сильный жар, и пожалел, что нет никакой возможности избавиться от запаха бензина, которым пропиталась моя одежда. Я приложил руку ко лбу. Пальцы были красными: сегодня я до крови расковырял засохшую ранку. Я боялся, что где-то мог оставить свою ДНК, но для этого и был устроен пожар. Да и потом, было уже слишком поздно.
— Все непременно будет хорошо.
СЕЙЧАС
— И в довершение всего, я не мог не оказаться… в чулане.
— Что? — шипит Ингрид.
— Ничего, — шиплю в ответ.