Белый квадрат. Лепесток сакуры

– Как я уже сказал, не на ваши земли, но отчасти вы правы, – улыбнулся ему Фудзиюки, а он в это время думал, как атаковать. На этот раз он твердо решил воспользоваться слабостью учителя. Ему было жизненно необходимо отправить доктора на татами. – И у нас есть головы пустые и горячие, как горшок для риса в печи бедняка. Но к чему было продолжать, когда Артур пал? Чего добивалась ваша вторая эскадра? Мстила?

– Мы просто обязаны были поставить вас на место, – медленно сказал Спиридонов, глядя, как Фудзиюки, словно нарочно, все больше и больше раскрывался под его атаку. Хотя, конечно, делал он это совсем не нарочно, а лишь потому, что Виктор подводил его к таким действиям. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что мужчины не сражаются, а танцуют какой-то замысловатый танец, столь синхронными и плавными были их движения, вот только закончиться этот танец должен был броском одного из них на татами. – Мы…

Он не закончил, поскольку момент, которого ожидал Виктор, настал. Казалось, все было идеально построено для атаки, и лишь в последний момент по глазам доктора Виктор понял, что что-то не так.

Фудзиюки знал его план и готов был к его атаке. Неведомая сила подняла Спиридонова в воздух, мир кувыркнулся и больно ударил его о татами.

* * *

Пришел в себя он от резкого, неприятного запаха нашатыря. Бок болел так, будто в него всадили трехдюймовую фугасную гранату.

– Простите меня, – сказал Фудзиюки, закрывая пузырек притертой пробкой. – Мне не удалось смягчить ваше падение. Вы слишком сильно хотели сокрушить меня, а я, как вам известно, всегда использую силу противника против него самого. Это основное правило дзюудзюцу. Удар, который вы получаете, вы наносите сами себе.

Виктор попытался подняться. Болел бок, болело бедро, голова тоже болела – должно быть, он знатно приложился о пол. А Фудзиюки остался целым и невредимым, как флот адмирала Того. В этом было что-то важное, что-то такое, на что следовало обратить внимание.

Что-то, что следовало понять. Обещанный Фудзиюки урок.

– Наши враги знали, что делали, когда столкнули между собой наши страны, – сказал Фудзиюки, убирая пузырек в рукав лежащего на полу кимоно. В рукавах доктора была целая переносная аптечка первой помощи, появление оттуда совершенно неожиданных предметов вроде острого британского скальпеля или пилки для кости Виктор наблюдал и раньше. И со всем этим арсеналом доктор ухитрялся порхать на татами, ни разу не выронив никакой мелочи. Это было на грани фантастики – Спиридонов, например, всегда сбрасывал перед боем гимнастерку или вынимал из рукавов кимоно то немногое, что там носил. – Наши народы очень похожи, хотя и разные. Мы не отступаем перед врагом. Нам, японцам, некуда отступать, а вы, русские, считаете каждый шаг назад потерей…

– А разве это не так? – Виктор сел на пол. Кружилась голова, подташнивало. Должно быть, он заработал легкое сотрясение мозга.

– По крайней мере, один из ваших великих полководцев усомнился в этом – и одержал победу над самым могущественным военачальником Запада, – ответил Фудзиюки. – Но вы так привыкли к легким победам, что забыли, в чем их причина. Так что это поражение вам куда нужнее, чем нам эта победа, если можно ее так назвать, конечно.

– Ума не приложу, что вам еще не нравится, – огрызнулся Виктор. – Артур ваш, наш флот на дне. Мирный договор будет в вашу пользу, с аннексиями и контрибуциями…

– И это ужасно, – тихо сказал доктор, садясь на пол рядом с учеником. – Именно это – аннексии, контрибуции и сладкое, пьянящее чувство того, что мы, как вы изволили некогда выразиться, дали по мордасам великой державе.

– Странные вы люди, японцы. – Виктор не удержался и крестьянским жестом поскреб в затылке. – Нет, я, разумеется, помню, о чем мы с вами недавно говорили, но все равно не понимаю. Смотрю на ваш знак, думаю… хорошо, в каждом поражении есть зерно победы; это я с горем пополам постичь могу. Но почему в каждой победе есть зерно поражения?

– Потому что к победе, равно как к поражению, надо быть готовым, – ответил Фудзиюки. – И принимать их… у нас говорят, «одной рукой». Но главное – сделать так, чтобы ни победа, ни поражение не выводили нас из равновесия. А что мы? Мы хвалимся победами, даже самыми сомнительными и неудобными для нас, хватаемся за кусунгобу при каждом поражении, порой кажущемся. Мы не умеем жить с этим, потому наше поражение намного страшнее. Вместо того чтобы взращивать зерна будущих побед, мы иссушаем солью почву и предпочитаем оставить поле сражения из-за любой неудачи.

– Вы говорите о зернах, – задумчиво протянул Виктор. – У вас ведь в основном культивируют рис?

– И ячмень, – подтвердил Фудзиюки. – А что?

– У нас иногда рожь сеют по осени, на зиму, – все так же задумчиво продолжал Спиридонов. – Она ждет своего часа под снегом и восходит с наступлением весны.

Он еще только формулировал для себя нечто важное и не мог знать, что это зарождающееся понимание впоследствии спасет ему жизнь, но Фудзиюки уже заметил перемену в ученике.

– Теперь вы меня понимаете, – заключил он.