Белый «мерседес»

Греческий юноша в современной спортивной форме принимает у девушки олимпийский огонь и мчится с высоко поднятым факелом. На север. В Германию. В город Мюнхен — родину Гюнтера, чтоб зажечь этот огонь над олимпийским стадионом.

Спортсмены, несущие факел, меняются, как в эстафете. Меняются дороги и ландшафты. И везде олимпийцев встречают восторженные толпы зрителей. И сопровождает, то обгоняя, то отставая, белый «Мерседес» с Гюнтером и Сю.

Сю. Какая прелесть! Каким еще влюбленным так повезло!

Гюнтер. Нашу любовь приветствует Древняя Эллада.

«Мерседес» съехал с дороги к маленькой таверне. Сю направилась ко входу в таверну, а Гюнтер отъехал, чтоб припарковать машину.

15. Интерьер. Таверна. (День)

В таверне пустынно. Сю только уселась, к ней подошел грек-официант и раскрыл меню. Пока Сю его изучала, официант отлучился и вернулся с откупоренной бутылкой вина.

Сю (удивленно). Я еще пока ничего не заказывала.

Официант. А это — презент..

Сю. От кого? От хозяина таверны?

Официант. У нас такой обычай. Если нам, в таверне, кто-нибудь приглянулся, ему посылают в подарок бутылку лучшего вина.

Сю. Так кому же я приглянулась? Вам?

Официант. О, я был бы счастлив уделить вам внимание, но… я на службе. Эту бутылку вам презентовал вон тот человек.

Движением бровей указывает на молодого грека, жгучего породистого брюнета, восседающего в одиночестве в глубине таверны. Из тех средиземноморских красавцев, что по всему побережью сводят с ума северных туристок.

Он дождался, когда Сю взглянет в его сторону, поднимается и победоносно направляется к ней.

Грек. Мое почтение чужеземной красавице. Добро пожаловать на землю Древней Эллады!

Взяв у официанта бутылку, грациозно наполняет два бокала и садится к столу.

Сю. Спасибо! Но мы уже покидаем гостеприимную землю вашей Эллады и вслед за олимпийским огнем направляемся в Мюнхен.

Грек. Мы? Вы не одна? Сю (Не желая его обидеть). Да, я не одна. Грек. С мужем? Сю. Ну как вам сказать…

Грек. Ясно. Но тогда он один доберется до Мюнхена. Я вам предлагаю мое гостеприимство на нашей земле. Вы проведете время, как в сказке. Вы всю жизнь будете вспоминать этот сон… Вот Георгиос (кивает на официанта) может подтвердить.

Но Георгиос так и остался стоять с открытым ртом, не проронив ни звука, ибо у стола возник белокурый Гюнтер. Грек поднялся и грозно встал перед ним.

Грек. Не будем тревожить нашу даму. Можем выйти и объясниться наедине.

Гюнтер. По какому праву вы ее именуете « нашей дамой» ? А нокаутировать я могу вас и здесь. У нее на глазах.

Официант (встав между мужчинами). Зачем драться? Можно мирно все разрешить. С античных времен в дни Олимпийских игр затихают все войны и наступает мир на земле. Зачем нарушать такой красивый обычай? Подайте друг другу руки и выпьем за мир.

Гюнтер протягивает греку руку.

Грек. Я немцу руки не подам. Немцы убили моего дядю как заложника.

Гюнтер. Но я-то при чем? Меня тогда на свете не было.

Грек. Команду «Огонь!» крикнули на твоем языке.

Гюнтер. И даже в олимпийские дни нет нам, немцам, прощения?

Грек. Никогда не будет!

16. Экстерьер. У таверны. (День)

Гюнтер и Сю, не глядя друг на друга, садятся в белый «Мерседес». Грек и официант наблюдают за ними, стоя у порога таверны.

Грек. Где, я тебя спрашиваю, справедливость? Он — на белом «Мерседесе», а я — на старом велосипеде. О, Бог! Почему ты слеп?

Гюнтер. Давай скорей уберемся из этой страны. Сю. Куда? Ваши наследили по всей Европе. Гюнтер. Но я-то при чем? Неужели и ты меня не понимаешь?

Отец Гюнтера не был нацистом. Он и винтовки в руках не держал. Этот интеллигентный человек был кинооператором, довольно известным в мире искусства, и оставил сыну, кроме почтенного имени, дом и километры отснятой им пленки.

В родительском доме Гюнтер и Сю пили, предавались любви под неумолкаемые вопли модных пластинок и, лежа на коврах, смотрели на домашнем экране папино наследство — документальное кино, отыскивая, что бы можно было продать из непроданного в свое время самим оператором.

С экрана на них хлынуло жуткое прошлое. Ее родителей и его родителей. Расстрелы. Виселицы. Очереди голых женщин и детей у дверей газовых камер. Горы трупов. Улыбающиеся эсэсовцы с серебряными черепами на тульях форменных фуражек.

Эти кадры отец Гюнтера не продал. Он их прятал. Как свой и национальный позор.

А Гюнтеру нечего стыдиться. Он их продаст, эти уникальные кадры, любой телевизионной компании и на вырученные деньги сможет долго кутить со своей подружкой Сю.

С коробками пленки Гюнтер и Сю стали толкаться в двери телекомпаний, предлагая свой товар. Но покупателей не находили. Кому теперь это нужно? Прошло столько времени. Все это уже видано-перевидано и надоело. Пора забыть. Этот товар вышел из моды.

В своих попытках хоть что-нибудь выручить, Гюнтер и Сю, вопреки своей прежней беспечности, стали горячо отстаивать абсолютно чуждую им идею о том, что прошлое нельзя забывать во имя будущего и тому подобное, чем недавно доводили до бешенства Сю ее родители.