Белый обелиск

Когда Маркус вышел, Хенрик взял со стола свой хлыст для верховой езды и толкнул Свиридова к застеленной кровати.

- Ложись, - распорядился он.

Больше всего Альку хотелось сказать "не надо!". Но, во-первых, даже в его собственных ушах это звучало жалко и по-детски, а во-вторых, не приходилось сомневаться, что ройт Ольгер его не послушает. Свиридов с самого начала представлял, что ожидает его после возвращения, и даже успел решить, что по сравнению с грозившей ему перспективой оказаться в рабстве у какого-нибудь местного скота или попасть на рудники это сущая мелочь. Но все-таки сделать шаг вперед и лечь, тем самым соглашаясь с унизительным наказанием, было выше его сил. Щеки у Алька полыхали. Он не двигался с места, глядя в пол. Точнее - на сапоги Хенрика Ольгера, по которым ройт похлопывал хлыстом.

После короткой паузы Хенрик с сомнением сказал:

- У меня такое ощущение, что тебя раньше никогда не били. Это так?

- Мой отец всегда считал физические наказания недопустимыми, - с натугой отозвался Альк.

Хенрик вздохнул.

- У нас не принято говорить дурно о чужих родителях, но я все же скажу. Твой отец был не прав. Он не сумел привить тебе даже элементарного понятия о дисциплине. А хуже всего то, что, когда ты что-нибудь делаешь, ты совершенно не задумываешься о последствиях.

Альк подумал, что ройт говорит о выброшенных на ветер деньгах - как он отлично знал, немаленьких. По приблизительным подсчетам Алька, сумма в пятнадцать синклеров должна была составлять около четверти всех денег, взятых Хенриком из дома. Альк не знал, как можно дать Хенрику Ольгеру понять, как сильно он жалеет о своем поступке, и при этом не заставить ройта думать, что Свиридов просто трусит.

- Простите, ройт, - все-таки выдавил из себя Альк. Ройт Ольгер криво усмехнулся.

- Ты еще скажи, что больше так не будешь. Я сказал - ложись.

На этот раз Свиридов лег. А унизительнее всего было то, что он поступил так даже не потому, что Ольгер легко мог его заставить. У него не было сил спорить с Ольгером, поскольку во многом ройт был прав.

Альк подтянул к себе подушку и уткнулся в нее головой.

- Штаны, - подсказал ройт.

"Плевать..." - подумал про себя Свиридов и рывком спустил штаны.

Боль от первого удара оказалась резкой и внезапной, словно его били не полоской выделанной кожи, а железным прутом. Минуту назад Альк был уверен, что не станет унижаться и выдержит все, что с ним сделают, в гордом молчании, но эта решимость пошатнулась почти сразу. Вжав лицо в подушку, он кое-как выдержал еще несколько ударов, но потом буквально взвыл. Конечно, он и раньше знал, что это будет больно - но чтобы настолько?! Нравственные терзания из-за того, что его лупят, как какого-то сопливого мальчишку, отступили далеко на задний план.

- Хватит! - вырвалось у Алька. Но ройт Ольгер, судя по всему, придерживался другого мнения, поскольку даже не подумал прервать экзекуцию.

- Пожалуйста, перестаньте! Я уже все понял! - взмолился Свиридов, окончательно махнув рукой на принципы.

- Вот даже как? И что ты "понял"? - спросил ройт.

Альк сбивчиво забормотал про свое обещание никуда не уходить с постоялого двора и про потраченные Ольгером пятнадцать синклеров, но ройт нетерпеливо перебил.

- Положим, выкупать тебя меня никто не принуждал. Так что в растрате своих денег виноват только я сам. Но вот та троица, которая доставила тебя сюда, могла продать тебя на рудники, где ты, с твоим характером, не протянул бы даже месяца. Или для собственного развлечения переломать тебе все кости. Или как-нибудь вечером, напившись, отыметь по очереди. И что самое паршивое, об этом я тебя уже предупреждал. Я думал, что достаточно рассказывал тебе про этот мир - но, похоже, разговоры на тебя не действуют. Не так ли?..

Судя по всему, вопрос был риторическим, поскольку ройт, не дожидаясь ответа, снова пустил в ход свой хлыст.

Когда ройт, наконец, позволил ему встать, Альк был близок к тому, чтобы самым позорным образом разреветься. Уцелевшей гордости едва хватило на то, чтобы подняться, натянуть штаны и поскорее выбраться из комнаты. Впрочем, далеко он не ушел, остановился внизу лестницы, привалившись к теплой стене плечом. О том, что вечером придется снова сесть в седло, думалось с ужасом.

Альк поразился сам себе - неужели это он, социалист, студент второго курса Университета, всерьез размышляет о том, как неудобно будет ехать верхом после порки? В его прошлой жизни было принято считать, что ни один нормальный человек не сможет жить после того, как его подвергли такому унизительному наказанию. По этой логике, после случившегося наверху Свиридову бы следовало пойти на конюшню и повеситься. Но сейчас это почему-то выглядело форменным идиотизмом.

Альк не знал, сколько он простоял под лестницей - может быть, всего несколько минут, а может, полчаса. Потом наверху открылась дверь, и ройт потребовал подняться. Альк последовал приказу неохотно - он не очень представлял себе, как теперь смотреть Ольгеру в глаза. Впрочем, Хенрик вел себя так, как будто ничего особенного не случилось.