Белый обелиск

Сказав Маркусу Кедешу, что они не были такими уж близкими друзьями, Ольгер слегка покривил душой. В действительности, хотя виделись они довольно редко, в дружеских чувствах Годвина ройт Ольгер никогда не сомневался. Впрочем, в чувствах Годвина не приходилось сомневаться никому - свое расположение, презрение и неприязнь школьный товарищ Хенрика проявлял с одинаковой открытостью. Он был единственным известным Хенрику Ольгеру человеком, которого даже его подчиненные все время звали "ройтом Годвином", а не фамильным именем "Торис". Хенрика эта непосредственность притягивала и раздражала в одно и то же время, точно так же, как его одновременно восхищало и бесило непобедимое жизнелюбие старого друга. У того, кто наблюдал за Годвином хотя бы несколько минут, невольно создавалось впечатление, что Годвин получает удовольствие от жизни в любых ее проявлениях. Даже от вымазанных грязью cапогов, ночевок под открытым небом, скудной лагерной еды и прочих "прелестей" походной жизни. Ольгер с детства был способен стиснуть зубы и терпеть любые неудобства с подобающей мужчине выдержкой, но постоянно слышать рядом чей-то неприлично-громкий хохот и беззлобные подначки временами было выше его сил.

Хотя сейчас, наверное, общество Годвина было именно тем, что ему требовалось. Старый друг был прав - от своей одинокой, ни к чему не устремленной жизни Ольгер начал постепенно покрываться плесенью.

- ...А почему ройт Годвин постоянно называет вас "Анри"? - поинтересовался Маркус, с интересом выслушав рассказ о ссоре в корпусе.

- Ну, это старая история, - махнул зажатой в руке вилкой Ольгер. - Когда мы с полковником учились вместе, меня так и звали. А потом, когда я кончил корпус и уехал служить в приграничье, ройт Северc, мой тогдашний командир, взглянул на мой патент и посоветовал мне взять другое имя. Моя настоящая фамилия звучала слишком аристократично для окраинного гарнизона. Начались бы пересуды, почему я оказался на границе, а не в гвардии. И в любом случае, новые сослуживцы стали бы воспринимать меня, как выскочку. Я уже проходил это в кадетском корпусе и не особенно хотел начинать все сначала, так что предложение моего командира показалось мне вполне разумным. Так что я назвался лейтенантом Хенриком Ольгером и приступил к несению своих обязанностей. О том, как меня зовут на самом деле, знал только наш капитан. Я так привык к этому имени, что иногда мне самому казалось, что я стал каким-то новым человеком. И мне это нравилось. А потом, в связи с некоторыми личными обстоятельствами, я порвал со своей семьей, и после этого стал Ольгером вполне официально. К сожалению, полковник Торис не считает нужным изменять свои привычки.

- Я боюсь показаться бестактным, ройт, но вряд ли вам удастся сохранить свое инкогнито в Вороньей крепости, где, кроме господина полковника, будет еще ройт Эйварт, который, если я верно понял ройта Годвина, учился с вами вместе.

Ройт пожал плечами.

- Никакой особой тайны в том, как меня звали раньше, нет. Я сам не говорю об этом просто потому, что мое имя - это часть моего прошлого, которое я не хотел бы ворошить.

- Тогда простите, если я каким-то образом...

Ольгер покачал головой, показывая, что Маркусу не за что просить прощения. Про себя ройт подумал, какое удивительное сочетание представляют из себя Маркус и Альк. Вот уж воистину две противоположности. Маркус умен, безукоризненно воспитан и очень сдержан, но при этом слегка скучноват в своей бесцветной правильности, Альк, наоборот - живое воплощение непредсказуемости. Парень, кстати, перестал изображать оскорбленное достоинство, и, притворяясь, что он занят исключительно едой, явно прислушивался к разговору сотрапезников. Иномирянин вообще проявлял странный интерес к тому, что вспоминал о своем прошлом ройт, будь то рассказы о побеге из белгского плена, о военной службе или о его семье. И ладно бы Свиридова при этом интересовали полезные вещи, связанные с миром, где ему придется жить, так нет же. Все полезное в его рассказах парень всегда пропускал мимо ушей, зато хорошо запоминал какие-то ненужные, касающиеся только самого Ольгера подробности, и потом внезапно ошарашивал Хенрика внезапными вопросами. "Это тот самый брат, который не считает вас достаточно серьезным человеком?.." - спросил он однажды в тот момент, когда сидевшему в гостиной Ольгеру уже далеко не в первый раз хотелось выть от беспросветной, выцветшей от времени тоски. На Хенрика это произвело такое впечатление, словно кто-то внезапно выплеснул ему в лицо стакан воды. Внезапно, но при этом очень отрезвляюще. И даже само время в тот момент как будто сделало скачок, из прошлого вернувшись в настоящее.