Белый олеандр

Даже свитера на ней не было этим серым холодным утром. Мутный белесый фон тумана шел к матери, от нее пахло морем, хотя мы были за сотни миль от обоих побережий.

— По правде сказать, моя карьера — сплошное несчастье. — Клер теребила обручальное кольцо, свободно висевшее на ее тонком пальце. — В последней роли я такого напортачила, что, наверное, уже никогда не буду играть.

Почему ей непременно надо говорить правду? Почему я не сказала ей, что есть люди, которым нельзя доверять, которым лгать просто необходимо?

Мать инстинктивно почувствовала трещину в душе Клер, как альпинист в тумане нащупывает опору на отвесной скале.

— Нервы? — сочувственно спросила она. Клер придвинулась ближе, готовая все рассказать.

— Это был настоящий кошмар, — начала она и принялась описывать тот ужасный день.

Наверху клубились и сгущались облака, как бактерии дизентерии, к горлу снова подкатила тошнота. Клер боится множества разных вещей, даже в океан заходит только по пояс, чтобы ее не унесло. Почему же сейчас она не чувствует отлива? Потому что улыбка матери так добра, так сочувственна? Вас же несет на рифы, Клер. Спасателям приходилось откачивать и гораздо более сильных пловцов.

— Они относятся к актерам, как к материалу, — сказала мать.

— Я это испытала в полной мере. — Клер двигала по цепочке свой гранатовый кулон, тыкала его в ямку под нижней губой. — Хватит, больше не надо. Приходить на пробы только для того, чтобы на тебя посмотрели две секунды и решили, что ты слишком этничная для сцены с апельсиновым соком, слишком классичная для мамаши в сериале.

Острый профиль матери четко рисовался на фоне шиншиллово-серого неба. Кончиком носа можно было провести идеально прямую линию.

— Сколько вам, около тридцати?

— В марте будет тридцать пять.

Правду, всю правду и ничего кроме правды. Такие свидетели только оказывают медвежью услугу. Просто не могут не поваляться в грязи у всех на глазах.

— Поэтому мы с Астрид и ладим. Скорпионы и Рыбы хорошо понимают друг друга. — Она подмигнула мне через стол.

Матери явно не нравилось, что мы с Клер понимаем друг друга, я чувствовала это по движениям ее руки у себя в волосах. Вороны каркали совсем рядом, били своими черными блестящими крыльями. Мать улыбнулась Клер.

— Мы с Астрид никогда друг друга не понимали. Водолей и Скорпион, что поделаешь. Она такая скрытная, вы заметили? Никогда нельзя знать наверняка, что она думает.

— Ничего я не думаю, — сказала я.

— Но она открывается иногда, — весело сказала Клер. — Мы все время болтаем. Я кинула на нее карты — расклад очень хороший. Ее имя должно приносить удачу.

С какой легкостью она опускается на колени перед гильотиной, кладет голову в прорезь и при этом щебечет.

— Не очень-то много удачи оно ей пока принесло. — Мать чуть ли не мурлыкала. — Но, может быть, счастье ей улыбнется.

Неужели Клер не чувствовала запах варева из олеандра, легкую горечь яда на языке?

— Мы просто обожаем Астрид, — сказала Клер, и на секунду я увидела ее глазами матери. Нелепая, наивная, щепетильная до абсурда. Нет, остановись, говорила я себе, не суди о ней так. Просто у нее нет слуха на такое, ты же знаешь ее.

— Она потрясающе учится, в этом году уже в двадцатке лучших. Мы стараемся повысить средний балл, пересдаем прошлогодние экзамены. — Клер сделала энергичный герл-скаутский жест.

Повысить средний балл! Я в ужасе сжалась. Разве мать стала бы сидеть со мной день за днем, час за часом, чтобы пересдать старые экзамены и повысить средний балл? Мне хотелось обернуть Клер в одеяло, как делают с человеком, охваченным огнем, и катать ее по траве, чтобы сбить пламя.

— Поставьте ей на стол пирамиду, — мать наклонилась в сторону Клер, и воздух потрескивал от ее синего взгляда, как от огня. — Это улучшает память.

— У меня все в порядке с памятью, — сказала я.

Но Клер заинтересовалась. Мать нашла еще одно слабое место в ней, и, я была уверена, не последнее. Клер ни секунды не ощущала, как мать дергает за ее тонкую золотую цепочку. Вот простодушие.

— Пирамида! Да, я об этом не подумала. Хотя сама занимаюсь фэн-шуй. Ну, вы знаете, искусство правильно расставить мебель и все такое. — Клер сияла, думая, что моя мать такая же простая добрая душа, переставляющая мебель для улучшения энергетики, разговаривающая с цветами в горшках.

Надо было сменить тему, пока она не начала говорить о миссис Кромак и зеркалах на крыше. Сейчас мне хотелось приклеить зеркало прямо на лоб Клер.

— Мы живем совсем рядом с фотолабораториями на Ла-Бреа, — встряла я. — За Уиллогби.

— А для вашего мужа это даже стало бизнесом, — продолжала мать, словно я и рта не открывала. — То есть работа с паранормальными явлениями. — Ироничные запятые в углах ее рта стали еще резче. — Так что вы знаете ситуацию изнутри. Передайте ему, что в тюрьме его шоу очень популярно.