Они шли две минуты, останавливались на пять. Мимо уже тянулась стена еврейского кладбища; солнце нещадно пекло. Лиза задыхалась в своей изъеденной молью шубе, но боялась, что если снимет, утащат и ее. Но Коле разрешила стянуть пальто, с условием, что он его не выпустит из рук; она обещала дать ему воды, когда устроятся в поезде. Пакгауз расположен совсем рядом с кладбищем, так что уже недалеко. Наверняка толпа вот-вот сдвинется с места? Как все-таки плохо власти все организовали!
И действительно, они немного прошли вперед. Там виднелась ограда из колючей проволоки, немецкие солдаты и местные полицейские, выстроившиеся по обе стороны улицы. Как на любых вокзалах, стоял ужасающий шум, царила неразбериха: кроме тех, кого отправляли, здесь скопилось множество русских и украинцев, которые пришли проводить родственников, друзей, соседей, либо помочь дойти инвалидам, донести багаж. Одни пытались пробиться сквозь толпу, чтобы вернуться, другие так же настойчиво рвались вперед, желая убедиться, что родные благополучно устроились в вагоне. Лиза даже видела, как прощались мужья и жены: неудивительно, что все так затянулось.
Изнемогающий Коля тяжело, по-стариковски вздохнул; Лиза взъерошила мальчику волосы. Скоро она не сможет так делать, ростом он уже с нее, и продолжает расти не по дням, а по часам. Соня передала, что сейчас подгонят с запасного пути пустой состав: только что отправился в путь переполненный поезд. Говорят, его набили людьми так плотно, что они стояли в проходах, не в силах шевельнуться. Предстоит немыслимо тяжелый переезд.
Им пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить телегу. Возница неистово размахивал кнутом. Доставив чужой скарб к барьеру, он отправлялся за новой партией. Сквозь открывшийся впереди проход, было видно, как все пожитки сваливают слева в одну огромную кучу. Наверное, Соня права: багаж отправят отдельно, в другом поезде, а когда они приедут, вещи распределят поровну. Или они прикрепили к каждому чемодану бирку с данными владельца? Лизу все это уже не волновало, но многие запаниковали, стали лихорадочно отрывать клочки бумаги, привязывать их к чемоданам, чтобы как-то пометить свою собственность.
Поздно: неожиданно за колючей проволокой образовалось свободное пространство, и под напором толпы они ринулись вперед. Трудной работой по быстрой и эффективной укладке багажа руководил высокий, видный казак с окладистой черной бородой. Нельзя было не восхититься его внешностью, спокойной силой и властью, исходившей от него; невозможно не посочувствовать солдатам и полиции, которым приходилось сдерживать разгоряченную недовольную толпу. Лизу и Колю наконец-то пропустили за ограждение. Но никакого поезда они не увидели. Те же толпы застывших в ожидании людей, только место изменилось; и все же сознание, что конец пути совсем близко, прибавило немного бодрости. Как в очереди за билетами в кино, когда после долгого ожидания снаружи, наконец оказываешься в переполненном фойе. Словно чтобы усилить аналогию, у людей стали собирать «теплую одежду». К Лизе подошел солдат и деликатно снял с нее шубу, а потом забрал пальто у Коли.
Никто не проявлял такой вежливости с тех пор, как она перестала выступать.
Лизу пробрала дрожь. Не из-за холода, даже без шубы она страдала от духоты. Где-то рядом время от времени глухо стучал пулемет. Наверное, беспокоиться не из-за чего, но звуки вселяли тревогу. Людей вокруг тоже понемногу охватывал страх; чтобы заглушить панику, они сосредоточились на тривиальных вещах. Соня, к примеру, старательно подкрашивала губы. Конечно, там не расстреливают людей (скажем тех, кто не выполнил приказ о депортации и попал в облаву). Детский плач странным образом действовал успокаивающе: такой привычный, возвращающий в нормальную жизнь элемент повседневности. Сегодня ясный день, звуки доносятся издалека, откуда-то с полигона, или даже с линии фронта. Лиза обняла за плечи Колю, спросила, не хочет ли он пить. Мальчик выглядел совсем нездоровым и бледным. Он молча кивнул.
Она развернула пакет, дала ему стакан и бутылку с водой. Потом поделилась с Соней картошкой и луком, и получила взамен немного черствого хлеба и два кусочка сыра. Другие тоже, присев на свои пожитки, неторопливо ели. Две разных сцены слились в одну: усиливающаяся тревога, даже паника, и тут же — пикник на природе. Над головой низко кружил самолет; через короткие интервалы звучали пулеметные очереди, но люди то ли не слышали, то ли решили забыть обо всем, пока ели.