Белый отель

Я как дитя, дрожу, робея,
Перо не в силах удержать.
Татьяна чувства скрыть не смела;
Свое я не могу понять.

Сейчас — лишь этим я подобна
Порывистой Татьяне — грудь моя
Горит огнем, волненья не тая.
Я знаю, ты уже клянешь то чувство,
Оно одно могло тебе помочь
Найти слова, что жгут и день и ночь.

Да, день и ночь!
Зачем ты мой покой нарушил?
Застыло сердце, выгорев дотла.
Давным-давно уж не терзала душу
Та страсть, что столько бед всем принесла.
Довольна я была, что боль ушла,
До самой смерти так могла бы жить.
Ах, слишком поздно сердце научить,
Татьяну юную во мне открыть,
Вновь расцвести и снова полюбить.

Но поздно, поздно!
Уж бабка старая, а не младая Таня,
Внимает в полночь птице роковой —
То добрая неграмотная няня,
А для нее любовь — звук неродной,
Рожденный на чужбине. Все же быть
Должна с тобой я честной; это слово
Мне не мешало б вовсе позабыть,
Чем в памяти держать бесплодной наготове.
Не знаю отчего, вся трепеща от страха,
Желанный плод не в силах я сорвать
Как будто плоть моя могильный смрад;
Конечно, страх лишился прежнего размаха,
С тех пор, как перешла я Рубикон
Не вовремя… Я знаю, ты поймешь,
О чем я говорю… Но что ты не найдешь
Себе жену моложе, Коле — мать,
Способную ребенка подарить.
Без брата и сестренки одичать
Он может, — трудно одиноким быть.

Его любить я стала бы безмерно;
О, будь ты здесь, сдалась бы непременно
Исполнив просьбы все. Я точно знаю,
Ко мне давно неравнодушен ты;
Ты помнишь поцелуй ночной? Он воскресил мечты:
Ты сможешь лед разбить, и я оттаю.

Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель?
А я — кто я? Досель наивна,
Девица в плоти дряхлой: в жены взяв,
Возможно, пострадаешь ты безвинно:
Жить легче, одиночество приняв.

Но так и быть! Приму решенье:
Царицу польскую не стану я играть.
Увы, мой голос, без сомненья,
Увял, как я. Негоже нам так лгать,
В невесты самозваную девицу
(Хоть лестно) Самозванцу предлагать:
Хриплю безбожно, прежней уж не стать.
Так, улыбаясь, вырву старую страницу!
Отброшу прочь,
Отброшу прочь! Груба как ворон,
Хоть чуть не стала соловьем,
Найди моложе! И поверь, притом,
Предмет твой малодушья полон.
Пора заканчивать. Хочу успеть
Ответить на вопрос, чреватый переменой:
Да, я приеду, но не петь,
Вот разве что, Бог даст, за сценой.

Подумав, она торопливо нацарапала внизу несколько безыскусных строк самого Пушкина: «Быть может, это все пустое, / Обман неопытной души! / А суждено совсем иное…», «Вообрази: я здесь одна, / Никто меня не понимает…». Пока сохли чернила, всего на несколько мгновений, она превратилась в жаждущую любви невинную девушку начала девятнадцатого века, наивно раскрывающую сердце пустому цинику. Но в отличие от Татьяны, подписав конверт, Лиза не колеблясь, заклеила его. В отсутствие няни, исполнявшей роль посыльной, ей пришлось накинуть пальто и выйти на ночную улицу, чтобы опустить письмо в почтовый ящик за углом.

3