Белый раб

Но тут неожиданно послышались яростные крики и вопли, доносившиеся со стороны входа в таверну и возвещавшие о начавшейся потасовке между двумя неполадившими группами. Драка у таверны на время отвлекла внимание толпы; около нас оставался только негр, который ходил за водой и теперь стоял в ожидании обещанного полудоллара. Я обещал ему дать еще столько же, если он наполнит вторую флягу. Он исполнил эту просьбу, и на этот раз моему бедному другу удалось утолить жажду. Напившись, он протянул мне пустую флягу, поблагодарив меня взглядом.

Как счастлив я был, что в эти тяжкие мгновения мог оказать ему хоть эту незначительную услугу.

Я понимал, что не в моих силах оказать ему сколько-нибудь существенную помощь, и все же не мог преодолеть властного желания сказать ему, кто я. Я знал, что для этого благородного и великодушного сердца сознание, что его старый друг и товарищ свободен, послужит утешением в последние минуты жизни. Подойдя к нему вплотную, я коснулся рукой его плеча.

- Томас, - прошептал я, - узнаешь ли ты меня? Вспомни Анну, ее гибель и то, как ты отомстил. Вспомни управляющего Мартина, которого мы закопали в яму вместе с его ищейкой. Вспомни, как мы расставались и я пошел на север, а ты повернул на юг. Я - Арчи! Неужели ты не узнаешь меня?

Как он взглянул на меня, когда я наговорил!… Как пожирал он меня глазами, пока я продолжал перебирать наши общие воспоминания!

Ведь и я тоже очень изменился, - пожалуй, больше, чем он… Не успел я договорить, как он узнал меня. Но почти в ту же секунду он отвел взгляд, в котором сразу погасла вспыхнувшая в нем искорка радости, уступая место выражению мрачного и гордого вызова. Казалось, этот взгляд говорил его преследователям: "Дайте волю вашей ярости. Я готов!…"

Почти одновременно я почувствовал, как чья-то тяжелая рука легла на мое плечо, и голос, в котором я сразу узнал голос человека, выбившего раньше из рук Томаса тыквенную флягу, грубо прозвучал над самым моим ухом.

- Что за дружеские разговоры с этим проклятым убийцей? - заорал джентльмен. - Говорю вам, приезжий: вы не выберетесь отсюда, раньше чем будет выяснено, кто вы такой.

Не успел он договорить, как несколько его приятелей ринулись на Томаса и, сняв цепи, которыми он был привязан к прутьям тюремной решетки, поволокли его ко входу в таверну. Драку, которую я издали наблюдал, затеяли, как мне стало теперь понятно, наиболее возбужденные члены ватаги, которых вид мертвого тела управляющего приводил с каждой минутой во все большую ярость. Они требовали немедленного суда и казни Томаса, тогда как остальные считали более целесообразным дождаться прибытия генерала Картера, к которому был отправлен гонец с сообщением о поимке его раба. Эти последние, видимо, опасались, что в случае казни Тома до того, как будет точно установлена его личность, генерал может отказаться от выплаты награды.

Верх одержала группа озверевших пьяниц.

И сразу тут же на месте был создан трибунал в составе трех землевладельцев, и Томас, которого сопровождала по пятам орава обезумевшей черни, предстал перед этим "высоким судилищем".

Я, как лицо явно подозрительное, был взят под стражу, и мне было вполне ясно дано попять, что мной займутся после того, как расправятся с негром.

- Кому ты принадлежишь? - был первый вопрос, заданный пленнику почтенными судьями.

- Я принадлежу господу богу, создавшему всех нас, - спокойно и торжественно ответил Томас.

Этот неожиданный ответ вызвал удивление одних и взрыв хохота остальных присутствующих. Хохот усилился, когда один из судей с насмешкой воскликнул:

- Господу богу, сказал ты? Ну, нет! Скорее уж дьяволу! И отправишься ты к нему без задержки, будь спокоен!

На повторенный вопрос, кому он принадлежит, Томас твердо заявил, что он свободный человек.

Ободренный своим первым успехом у публики, тот же остроумный судья добился вторичного взрыва веселья, потребовав от подсудимого, чтобы он предъявил документы, удостоверяющие, что он свободный гражданин. Дальше все пошло очень быстро.

Выслушав показания двух свидетелей, судьи признали Томаса виновным в убийстве управляющего и с иронической торжественностью спросили его, нет ли у него возражений против применения к нему смертной казни.