Белый раб

Человек, размахивавший брошюрой, был, как мне сказали, кандидатом в депутаты Конгресса от этого округа. Он, по-видимому, подозревал, что брошюра о правах человека была прислана ему с единственной целью осрамить его в глазах избирателей и что этот подвох — дело рук его соперника, у которого был брат в Нью-Йорке.

Большинство собравшихся, однако, придерживалось иного мнения, считая, что брошюра была прислана bona fide[36] эмиссаром-аболиционистом в целях пропаганды и что это начинённая призывами к мятежу и убийствам бомба, которая в любую минуту может взорваться. И хотя кое-кто высказывал желание сохранить страшную брошюру как вещественное доказательство существования заговора аболиционистов, большинство настаивало, чтобы она была из предосторожности немедленно сожжена. В конце концов под неумолчные крики, проклятия и громкие пожелания, чтобы десяток-другой аболиционистов подвергся той же участи, зловредная брошюра была торжественно брошена в топку кухонной плиты.

Покончив с брошюрой, толпа под предводительством кандидата в члены Конгресса бросилась к почтовому дилижансу, намереваясь перерыть мешки с почтой в надежде найти там такие же книжки, как только что уничтоженная. Кучеру удалось отстоять неприкосновенность порученных ему мешков, только когда он поклялся, что идущая с Севера почта была уже перерыта и до самого дна проверена в Ричмонде. Я оказался достаточно предусмотрительным и ещё в пути сумел завоевать расположение этого кучера. Это был янки из штата Мэн, ловкий малый. Он наговорил столько лестного обо мне владельцу таверны, что мне удалось схитрить и тем самым избавить себя от неприятностей. Мой рассказ о том, как гостеприимно меня принимали в Карлтон-холле и Поплар-Грове лет двадцать назад, когда я впервые побывал в этих краях, произвёл должное впечатление, а моё желание получать более подробные сведения о бывших и настоящих владельцах этих плантаций и посмотреть на самые плантации показалось вполне обоснованным и заслуживающим доверия. Об их бывших владельцах, мистере Карлтоне и миссис Монтгомери, мне, к сожалению, удалось узнать не очень много. Мне сообщили, что мистер Карлтон, как и большинство разорившихся плантаторов, переселился на юго-запад. Семья Монтгомери, как говорили, уехала в Чарлстон, но больше о ней никто ничего не знал. Обе плантации принадлежали теперь некоему мистеру Мейсону, большому чудаку; мне сказали, что он, вероятно, будет рад познакомиться со мною.

Эту ночь я спал в таверне — вернее, впрочем, только пытался уснуть. Укусы москитов, лай собак и, что было особенно тягостно, скрип ручных мельниц, на которых рабы, принадлежавшие хозяину таверны, всю ночь напролёт мололи муку для своего завтрашнего рациона, — всё это не давало мне ни минуты покоя. Стоило задремать, как этот столь знакомый мне скрип вплетался в мои сновидения, и мне сразу же начинало казаться, что это я сам вращаю жернова мельницы.

Я поднялся утром, утомлённый и разбитый, и верхом отправился в Карлтон-холл. Я представился хозяйку, сказав, что я старый знакомый бывшего владельца. Меня приняли очень сердечно и гостеприимно, как это чаще всего и бывает на Юге, где у плантаторов так много свободного времени, что они рады каждому приезжему.

Мистер Мейсон оказался человеком прекрасно воспитанным, с отличными манерами и притом очень неглупым. Таким могла бы гордиться любая часть света. Я провёл у него целую неделю, и он успел рассказать мне, что отец его, человек большой энергии и работоспособности, в течение нескольких лет занимал на разных плантациях скромное место управляющего, а затем, когда разорённые владельцы Карлтон-холла и Поплар-Грова уехали, приобрёл обе эти плантации.

Будучи сам человеком необразованным, с трудом научившись только подписывать свою фамилию, отец мистера Мейсона тем более горячо стремился дать образование своему сыну. Он отправил его учиться в колледж, в один из больших городов на Севере, а затем предоставил ему возможность путешествовать по Европе.

В противоположность большинству молодых южан, которых посылали учиться на Север, молодой Мейсон постарался полностью использовать предоставленные ему возможности. Лет пять тому назад он вернулся домой. Вскоре после его возвращения отец его скончался, и юноше пришлось согласно завещанию покойного принять на себя управление плантациями и опеку над своими малолетними сёстрами — двумя очаровательными девочками, которым принадлежала равная с ним доля наследства, состоявшего из земли и рабов.