Белый рыцарь

Грейс присела на одну из больших гранитных плит, лежащих повсюду в тихом дворике, и посильнее закуталась в шаль. Ночь была холодной. На землю лился свет луны и звёзд. Впервые за много дней небо было чистое, странно, но облака, обычно бродившие по нему в этот час, рассеялись. Грейс решила, что ясное небо, несомненно, предвестник доброй судьбы для только что появившейся на свет жизни. Она положила руку на живот, лишь слегка округлившийся под просторной юбкой её платья, размышляя о том, что никогда прежде не чувствовала отсутствия матери острее, чем сейчас.

Грейс росла, столь оберегаемая окружающими, что при ней никогда не обсуждались наиболее серьёзные для жизни вещи. Она была ошеломлена грубой реальностью родов, настоящей правдой о том, как одна жизнь даёт начало другой. Как бы она хотела поговорить с Нонни, задать ей дюжины беспорядочно проносившихся в уме вопросов. Как ей узнать, что ребёнку пришло время появиться на свет? Терял ли кто-нибудь сознание во время родов? Как же ей научиться кормить ребёнка, купать его?

Грейс услышала звук шагов по гравию. Оглянувшись, она увидела Дейдре, выходившую из освещённой кухни, — без привычной косынки, с волосами ниже пояса, тёмными волнами струящимися по спине. Когда Дейдре подошла поближе, Грейс отметила, что с непокрытой головой та выглядит гораздо моложе, почти её ровесницей, что было удивительно для кого-то столь знающего.

— Вы чувствуете себя слегка не в своей тарелке после этих родов, да?

Грейс покачала головой, а затем прибавила:

— Немного, пожалуй.

Дейдре подошла и села рядом.

— Это пугает, миледи, не правда ли? Видеть роды так близко? Заставляет бояться того времени, когда наступит час и вашему ребёночку появиться на свет, да?

Грейс взглянула на неё. Она-то думала, что никто, кроме Лизы, не знает о её беременности. Хотя то, что Дейдре угадала истинное её состояние, не сильно удивило Грейс. Дейдре могла неведомым образом проникнуть в самые потаённые мысли и распознать самые сокровенные чувства. Грейс часто задумывалась, а не обладает ли эта женщина и впрямь тем «виденьем», которое, кажется, всегда ей приписывал Аластер.

— Мне было немного страшновато всё это видеть. Я не предполагала, что это будет так… так…

— Так грязно? — закончила Дейдре. — Догадываюсь, всё, что вам до сих пор довелось знать про матерей с младенцами — это маленькие сладкие свёрточки в белых мягких покрывалах, нежно воркующие и сладко пахнущие.

Грейс кивнула, внезапно устыдившись своего невежества.

— В родах нет ничего приятного, миледи. Но не стоит переживать об этом. У Шонак всё прошло труднее, чем у остальных. Роды начались слишком рано, и её ребёнок ещё не был готов. Мне пришлось перевернуть…

Дейдре, должно быть, почувствовала, что Грейс не имеет ни малейшего представления, о чём ей говорят. Замолчав, Дейдре осторожно положила руку на живот Грейс, развернув ладонь пальцами вверх. Тепло нежного женского прикосновения успокаивало, проникая сквозь шерсть платья.

— Сейчас головка ребёнка повёрнута вверх. Когда же ему приходит время выходить из материнского чрева, природа переворачивает его, — Дейдре сместила руку, — головкой вниз, чтобы облегчить ему появление на свет.

Грейс взглянула на живот и внезапно осознала, что её нерождённый ребёнок — не предположение, не фантазия, не мечта. Он действительно существует, растёт внутри неё. Будет ли это мальчик или девочка? Светленькая или тёмненькая? Грейс закрыла глаза. Будет ли малыш любим отцом, который ещё даже не знает о его существовании?

— Мне так страшно, Дейдре.

Эмоции накатили на неё, и наконец хлынули слёзы, сдерживаемые так долго. Она громко всхлипывала, уткнувшись в Дейдре, пока та молча обнимала её за вздрагивавшие плечи и прижимала её голову к своей тёплой щеке. Грейс опиралась на более хрупкую Дейдре, и так они и сидели, не разговаривая, даже не чувствуя нужды в разговорах. Вечерний бриз, вихря́ опавшие листья, мягко обдувал их, Дейдре, поглаживая Грейс по волосам, заправила непослушный локон ей за ухо. Уже во второй раз Дейдре была рядом, когда Грейс так нуждалась в ней, по-матерински успокаивая её, совсем как в первую ночь в Скайнигэле, когда именно прикосновения Дейдре успокоили Грейс.

— Вы ещё не сказали лэрду о ребёнке, да?

Грейс молча покачала головой.

— И сколько вы собираетесь откладывать?

— Пока не буду уверена, что он не заставит меня покинуть Скайнигэл.

Пальцы Дейдре замерли на голове Грейс.

— Уж не хотите ли вы сказать, что лэрд не собирается жить в Скайнигэле?

— Нет, Дейдре, нет. На самом деле он уже предлагал мне вернуться с ним в Лондон — к той жизни, что я там оставила. Я ответила, что никуда не поеду.

Дейдре помолчала немного и произнесла:

— Отказываясь вернуться в Лондон, вы хотите выяснить, любит ли он вас.

Грейс подняла голову.

— Если бы всё было так просто, Дейдре. Но всё гораздо сложнее. Кристиан никогда не хотел на мне жениться — его заставил дед, герцог. И приезд в Скайнигэл был больше зовом долга, чем заботой обо мне.

Дейдре покачала головой:

— А я думаю, это нечто большее, чем просто долг.

— О, Дейдре, как бы я хотела, чтобы это было так.