Белый шайен

Сергей Юров Белый шайен

Часть I

Глава 1

Пыльный причал Канзас-Сити кипел жизнью, когда я ступил на него в полдень 15 апреля 1865 года. Пароход «Дальний Запад» доставил на эту окраину цивилизации и меня, молодого двадцатипятилетнего парня, вознамерившегося увидеть жизнь границы собственными глазами.

Родной Сент-Луис остался далеко позади. После того как скончался долго болевший отец, ничто больше не удерживало меня в нем. Моя мать умерла в родах с первым моим криком. Дальние родственники жили на восточном побережье, и у меня не возникало никакого желания топтать тротуары шумного Бостона. Работа же клерка мне опротивела настолько, что я смотрел на свои обязанности как на нескончаемую пытку.

В отрочестве все свободное время я проводил в окрестных лесах и долинах с ружьем в руках, или на ранчо богатого Гарри Триппла, занимаясь объездкой молодых скакунов. В последние годы из-за болезни отца мне пришлось ограничить эти приятные занятия, но тогда же я открыл для себя целый мир увлекательных книг о Дальнем Западе, населенном отважными горцами, дикими индейцами, капитанами караванов и речными пиратами.

Любовь к охотничьим странствиям и лошадям досталась мне в наследство от деда по отцовской линии. Я немного помнил этого высокого, плечистого здоровяка и балагура, любившего рассказывать внуку русские сказки. Да, мой дед был чистокровным русским. Григорием Петровичем Козленковым, крепостным крестьянином князей Голицыных. Служил он псарем у молодого князя Дмитрия Голицына, чей отец. Дмитрий Алексеевич, был известнейшим российским дипломатом. Отвергнув богатое наследство и сложив с себя княжеский титул, младший Голицын покинул Россию в сопровождении нескольких слуг, чтобы переплыть океан и стать в глухих лесах штата Пенсильвания простым миссионером. В числе этих слуг был и мой дед. Позже Голицын отпустил его на волю, и неугомонный русский крестьянин отправился искать счастья в девственных землях Америки. Он прошел Огайо и Кентукки, Индиану и Иллинойс, пока судьба не занесла его в Сент-Луис. Тут скиталец, наконец, врос корнями в землю, женившись на симпатичной шотландке, Мэри Макферсон. По мере того как дед продвигался вглубь континента, менялась и укорачивалась на американский лад его русская фамилия. Сначала он был Котленкофф. потом стал Котлином, и уже в Сент-Луисе его все знали как Грегори Кэтлина.

Вылитый дед! — часто говорил мне отец, когда я вместо того, чтобы впитывать в себя школьные знания, уставшим возвращался с охоты и валился на кровать.

Однако здесь надо заметить, что неотесанным увальнем и отшельником меня никак нельзя было назвать. Даже пропуская занятия, я неизменно числился в списке преуспевающих учеников сначала в школе, а потом в престижном Уэбстеровском колледже Сент-Луиса. И именно поэтому отец смотрел на мои лесные отлучки сквозь пальцы, надеясь, что в будущем я образумлюсь и стану главой какой-нибудь коммерческой фирмы, а не вечным, как дед, скитальцем.

Мой интерес к Западу подогревался еще и тем, что по соседству с нами жил старый Том Уокер, бывший служащий Американской Пушной Компании. Его интереснейшие рассказы сбегались слушать мальчишки со всей округи, ну а самым благодарным слушателем был конечно я. Я приходил к нему запросто, и он считал меня своим юным другом. Он нередко пророчествовал: «Нет, мальчик, не здесь твое место. Наступит время, и тебя унесет из Сент-Луиса неудержимый ветер прерий».

Том был траппером, исходившим вдоль и поперек все Скалистые горы. По правде сказать, я ему завидовал. Мне казалось тогда, что я опоздал родиться, что мне уже не суждено увидеть Запад таким, каким он остался в памяти Уокера.

И еще одно обстоятельство, может быть, самое главное. Моим однокашником по Уэбстеровскому колледжу был Джордж Бент, метис из племени южных шайенов. Вот уж с кем довелось всласть наговориться об интересующей меня теме! Джордж умел неплохо рисовать, и подкреплял свои рассказы добротными рисунками, которые, конечно, не могли соперничать с замечательными работами Джорджа Кэтлина, моего американского однофамильца, но чувствовалось, что в них вложена его индейская душа. В его коллекции можно было увидеть пейзажи рек Рипабликен и Смокки-Хилл. бытовые зарисовки, сценки из охотничьей жизни и портреты знаменитых вождей, нарисованные по памяти. Облаченные в красивые одежды из замши и украшенные воинскими регалиями с рисунков на меня смотрели Черный Котел и Белая Антилопа, Тощий Медведь и Белая Лошадь. Римский Нос и Высокий Бизон. Все это было просто восхитительно.

Уезжая из Сент-Луиса на родину, Джордж Бент тепло распрощался со мной и, зная о моих желаниях, приглашал к себе. Но сыновний долг обязывал находиться дома. Я искренне любил отца и был подле него до конца. Жестокий туберкулез в те дни собирал богатую жатву.

Я похоронил отца на кладбище Святого Петра рядом с могилами русского деда и матери.