Белый шаман

— А у него три собаки большие были, хорошие, — негромкий голос Анчикэ, завораживая слушателей, разносился над площадкой у чума. Дым медленно поднимался в небо, костер потрескивал, отбрасывая в начинающих сгущаться сумерках оранжевые отблески на лица людей. И было в этом антураже что-то древнее гипнотизирующее, заставляющее по другому биться сердце и воспринимать слова. Что-то такое, похожее на шаманский транс. Но не он. Уж кому, как не мне это знать. Анчикэ обычная пожилая женщина, без всяких сверхспособностей, если не считать таковым великий талантом рассказчицы, дарованный ей богами или духами предков, не важно.

— Умер он. А тащить далеко надо было. Ну, они и похоронили его у Колгнака неподалеку, где сестра жила. Ребятишек его сестра к себе взяла, и одна его собака у сестры осталась, а двух других собак брат взял. Раз уехали все из Колгнака на гулянку, а ребятишки дома остались. Чудится им — подошел кто-то к чуму, и собака давай лаять. Слышат — кто-то скребется. Потом сгреб собаку, страшно она визжала, и пропал. Утром родители приехали, стали искать — никаких следов нет. Собака умершего брата потерялась, хотя и на привязи была. И у другого брата ночью все стало чудиться. Кто-то все ходит, собаки лают. Смотрит — это покойник шатается. Тогда мать взяла, закатала хлеба кусочек и выстрелила левой рукой в него, и он пошел на гору, а собаки его за ним бегут и лают. Утром смотрят — собак братовых нет. Стали искать их. Одну собаку задавленную в лесу нашли, и крови на ней не было. А другая собака сама примчалась домой вся в крови, а не поранена. Сама она бела была и вся в крови вымазана. Тогда они ее закололи рогатиной на месте. С тех пор у Колгнака все чудиться стало. Раньше там на лошадях и собаках проехать нельзя было. Станут, храпят, воют и не идут. Некоторые так обратно и ворачивали. Надо специальные слова знать, тогда проехать можно, только лошади страшно понесут, а собаки сдохнуть могут. Долго люди тех страшных могил боялись. И сейчас те места стороной обходят[i].

У костра воцарилась мертвая тишина. Ребятишки, женщины, мужчины, все испуганно переглядывались впечатленные рассказом. Какие они еще, в сущности, дети. Бесхитростный, наивный, добрый народ. И очень гордятся своей принадлежностью к этому милому, симпатичному зверьку. Ведь по легенде именно выдра создала Землю, подняв ее в зубах со дна бескрайнего озера.

— Чагэл, а ты тоже мертвец? — раздался звонкий голосок Чингэ.

— С чего ты взяла? ­– я с улыбкой смотрю на дерзко поблескивающую на меня любопытными глазенками красавицу. С первого моего появления в поселке она пытается задеть меня, или подшутить. Но как по-доброму. Не так, как привыкла отгонять своих кавалеров. И в отличие от односельчан, побаивающихся ученика шамана, наоборот, тянется ко мне, стараясь как можно чаще мелькать передо мной. И это сейчас я у нее Чагэл, а еще совсем недавно, подражая своему несносному деду, пигалица называла меня никак иначе, как М а на, дурачок значит.

— Так тебя же дед с Колганака привел. Я сама слышала, что он тебя на шаманском кладбище встретил.

Народ, испуганно охнув, отодвинулся еще дальше, хотя и так рядом со мной кроме непоседы Чингэ и старой Анчикэ никого не было. За три года моего пребывания среди этих людей, друзей я себе так и не завел. Со мной разговаривали, делились едой, учили языку и охоте, но не сближались, держась на расстоянии. Меня боялись и уважали, опасаясь моего огромного роста и непохожести, а главное ученичества у Эрохота, одного из сильнейших шаманов тюйкулов. Ведь только удачливый колдун может за такой короткий срок превратиться из неумелого, неуклюжего, как малый ребенок никчемного человека в лучшего охотника окрестной тайги, идя при этом дорогой говорящего с духами. Что в принципе было не принято. Шаманы это отдельная каста, я бы сказал. Посредники между людьми и обитателями нижних и верхних сфер — духами и богами, лекари, советники, судьи, предсказатели, наряду со сказителями хранители древних легенд и преданий.

Жутко захотелось пошутить, нахмурить брови, сделать страшное лицо и подтвердить необоснованные догадки мелкой непоседы. Но, посмотрев на настороженных людей, не стал.

— Ты же знаешь, что я просто заблудившийся в тайге путник, — я с улыбкой покачал головой, заметив во взгляде Чингэ, брошенном на своих соседей, разочарование. Вот же коза! Это она своих односельчан попугать мной решила! Даже не столько всех односельчан, сколько своих ухажёров отпугивает. Понять бы еще от себя или от меня. Вон злобные взгляды горячих тюйкульских парней сменились на задумчиво-опасливые.

— Ага, — протянула несносная проказница, ­– Поэтому дедушка тебя в ученики и взял!