Белый шаман

А вот это никуда не годится! Похоже, упыри решили за казачка взяться. Вот же! Некстати совсем! Рассчитывал дождаться, пока все заснут, и потом уже разобраться с бандой по-тихому. Не вышло. Придется сейчас действовать. Спасать служивого надо. Мальчишка совсем. Да и свой. Предки у меня тоже казачьего сословия. По отцу с Дона, по матери из Сибири. Так что не чужие, чай. Да кому я вру! Будь хоть кто на месте этого офицера, не позволил бы изгаляться над человеком. Воспитан не так. Да и вспомнилось кое-что из прошлой своей жизни. Похожее. Мы тогда только бизнес начинали. Вот и наехала на нас одна из группировок. Лес, бандиты, 90-е. Тогда мне повезло. А сейчас повезло казаку.

Способностями, доставшимися от графа, перекрываю варнакам жизненную энергию в районе шейных позвонков. Получилось! А ведь не уверен был. На животных пробовал на охоте, а вот так, чтобы на людях, да еще сразу на нескольких. Правда, накатила жуткая слабость. В глазах потемнело, сердце бешено заколотилось, к горлу подступила тошнота. Надо поосторожней быть с этими способностями, так и копыта откинуть можно. Пришлось, откинувшись спиной на землю, замереть на несколько секунд или минут, не знаю, не разобрал время. А еще жутко хочется пить. Уже не боясь быть обнаруженным, жадно присасываюсь к берестяной фляжке. С каждым глотком возвращаются силы. Чувствую нетерпение неугомонной троицы духов. Ничего потерпят.

Пора. Подхожу и с улыбкой вглядываюсь в белые от страха, вызванного непониманием происходящего, глаза парализованных бандитов. Один неудачно завалился головой в костер. Отталкиваю его ногой и аккуратно, чтобы не забрызгаться перерезаю горло. В нос сразу шибает запахом крови, фекалий и паленого. Шипя на углях, тугая струя бьет в огонь, едва не залив его. Поворачиваю корчащееся в агонии тело, чтобы кровью окончательно не затушило костер. Это что, выходит, в момент смерти паралич спадает? Не учел, со следующими аккуратней надо.

Гляжу на Лютого. Одежда хорошая, добротная. Парку мою нацепил! Сволочь! Морщинистое лицо, редкая борода, в отличие от остальных бандитов ухоженная, расчесанная и даже подкрученная. Да ты у нас франт! На щеках и лбу выжжены клейма «СК». Смотрит без страха, с лютой звериной ненавистью. Смотри, смотри, меня такими взглядами не прошибешь.

— Значит, ты у меня в чуме порезвился, — говорю тихо, почти шепчу ему в ухо, держа нож у горла. Ага, а ты все-таки боишься, просто хорошо собой владеешь. В глазах душегуба мелькнула паника. Пришла мысль связать его, оставить на потом. Чтобы сделать смерть твари как можно более мучительной. Но нет! Не хочу! Чувствую — это та грань, переступив которую можно не вернуться. Стать таким же зверем, как этот Лютый. Росчерк ножа и толчок в спину. Бандит заваливается лицом в землю. Ноги беспорядочно дергаются, раскидывая аккуратно сложенный у костра валежник.

С остальными пошло по накатанной. Древний нож Великого Мамонта этой ночью напился человеческой крови. А три духа мщения радостно встречали грешные души убийц. Я всем нутром чувствовал восторг одних и ужас других. Наверное, это не правильно вот так вот резать беззащитных людей. Но моя совесть сегодня спала. Или делала вид, что спит, сквозь опущенные ресницы, с удовлетворением вглядываясь в торжество возмездия. Слышу, как задергался и забормотал что-то казачок. Потерпи, братишка, сейчас закончу и помогу. Остался последний.

— Ну, привет, Пытышка, — снимаю с юкагира оцепенение, — Узнаешь?

Глаза бандита широко распахиваются. Он молчит, боясь пошевелиться. Нет. Не юкагир он. Те ребята воинственные, а этот тухлый какой-то.

— Чагэл-кэдэлкум, — в ужасе выдыхает он.

— Вижу, узнал, — присаживаюсь перед ним на корточки, ­– Вот скажи мне, ты, правда, думал, что убив семью шамана, сможешь уйти?

— Шаман умер, мне сказали старый шаман сдох, — затараторил он, — Она оскорбила меня. Она умерла. Так правильно. Женщина не должна оскорблять охотника.

Ударом по лицу затыкаю его излияния.

— Она моя жена, — смотрю, как в его глазах страх сменяется ненавистью, — А ты не охотник, ты падальщик. Позор своего рода.

— У меня нет рода, — он криво щерится.

— Изгой, значит. И за что тебя изгнали? Впрочем, мне все равно. Где еще двое, что были с вами?

На его губы наползает ехидная усмешка.

— Они не по тебе добыча, Чагэл-кэдэлкум. Ты убил их людей, они убьют тебя, — он пытается расхохотаться, но горло сдавливает спазм и он закашливается. Я не причем, сам подавился, собственной злобой, — Они волки, ты для них олешка неразумный.

— Где они? — повторяю вопрос, глядя ему в глаза, и от этого взгляда он бледнеет, пытаясь отползти.

— Не знаю! Я не знаю! Не знаю! — он верещит, пытаясь отползти, — Чингэ Рудого ножом ткнула, Сидор его к лепиле повел.

— К лепиле значит? — усмехаюсь, жаргонные словечки из уст Пытышки звучат смешно и не к месту, — Куда именно?

— Не знаю! — Пытышке действительно страшно, слаб оказался духом, — Они Иваны, не говорят никому ничего. Лютый знал, — он кивает на затихшего клейменого.