Белый Шанхай

На кадетском балу Феликс ни разу не танцевал с Адой, только хмуро смотрел, как она вальсировала с другими. Пожалев его, она попросила отвести ее домой.

– Что ж вы меня ни разу не пригласили? – спросила Ада, когда они вышли на улицу.

Феликс смутился, покраснел:

– Я танцам не обучен. Учитель в корпусе от холеры помер, а после никого не нашли: жалованье нечем платить было.

– Но другие выпускники танцевали.

– У них способности имеются. Я для вас билеты взял. Вы, женщины, это дело любите.

Ада смотрела на его горбоносый профиль, на кривой шрам на подбородке. Да, воин. От такого и детей не страшно родить.

2

Уайеры уехали к знакомым. Слуги получили отпуск – во всем доме никого, кроме Шао, да и тот спит в пристройке.

Ада потихоньку открыла заднюю дверь, ключ лежал под бочкой для дождевой воды. Повернулась к Феликсу:

– Сейчас покажу вам, где я служу. Только тихо – нам здесь нельзя находиться…

Было жутко и весело ходить по полутемному дому, шепотом объяснять, что где находится:

– Вот здесь кабинет мистера Уайера. Видите, у него ружья по стене развешаны? Он охотник, у него раньше была своя конюшня, а сейчас все, конечно, продали.

Скрип половиц, грохот пепельницы, упавшей с туалетного столика (Феликс задел ее планшеткой). Замирание сердца – разбудили Шао? Нет?

– Работает прибор? – спросил Феликс, нажимая на кнопку Лиззиного электромассажера.

– Ой, не трогайте! Хозяйка убьет меня, если заметит.

Феликс рассмеялся:

– Да ладно, станем мы бояться всяких!

Аде самой было смешно.

– Мы как домушники! Хотите, я вам сейф покажу? Там замок с музыкой. Лиззи говорит, что, когда у них были деньги, там иногда по две-три тысячи лежало. Хотела бы я посмотреть на такую уйму деньжищ!

Феликс повернул включатель настольной лампы.

– Нас сейчас обнаружат! – зашептала Ада и поперхнулась на полуслове.

Феликс вытряхнул из планшета толстые пачки долларов, и все крупными купюрами.

– Что это? Откуда? – пролепетала она.

Феликс сгреб деньги в кучу и аккуратно переложил назад в планшет:

– Не думайте, что ваши Уайеры – такие богачи.

Ада вконец растерялась и села на диван:

– Вы не боитесь таскать такую сумму? А вдруг грабители?

Феликс похлопал себя по боку, где под пиджаком был спрятан револьвер.

– Вот скинут большевиков, – сказал он, – вернусь в Россию, открою дело.

– Какое? – слабым голосом произнесла Ада.

– Ну, собак бойцовых можно разводить. Или еще что.

Феликс не понимал, каким сокровищем обладает. Он ходил в мятом плаще и кепке с истертыми краями. Он покупал Аде одеколон за пятьдесят центов не потому, что ему было жалко денег на «Coty», а потому, что он понятия не имел, что вообще можно дарить девушке.

Его семья была бедной, потом война, голод, нищета – никто не учил его ценить красоту и удобства. Деньги для Феликса значили не больше, чем военный трофей, который можно сунуть в планшет.

Интересно, как он их заработал? Неужели на взятках? Впрочем, какая разница?

– Уже поздно, – ласково сказала Ада. – Пойдемте домой.

По дороге она все обдумала. Ей надо убедить Феликса поехать в Америку. А там уж она сумеет воспользоваться его богатством. Ему самому много не надо – хороший обед, чистая постель да обычные мужские развлечения: пальба из пистолетов, мотоциклы и прочее. Только надо все это поскорее устроить – до того, как вернется Даниэль.

«А аэроплан я продам, – решила Ада. – За него, наверное, тоже кучу денег можно выручить».

Феликс довел ее до «Дома надежды», пожал на прощание руку:

– Счастливо.

– И вам тоже.

Ада повернулась, чтобы идти домой – в свою нетопленую комнатку с оранжевой занавеской.

– Постойте! – проговорил Феликс.

Ада вопросительно посмотрела на него:

– Что?

Он снял кепку с головы:

– Адочка… – И вдруг схватил ее за плечи и поцеловал – жадно и неумело. Планшет с деньгами впился ей в бок. – Не сердитесь на меня, Адочка! – Глаза Феликса были пьяны то ли от радости, то ли от смущения. – Я не знаю, что на меня нашло. Я дурак, верно, но…

Ада потянулась и поцеловала его в щеку:

– Я не сержусь. – И побежала к себе.

Во внутреннем дворике никого не было. Ада запрокинула голову. Между сохнущими штанами и рубахами сияли звезды. Она округлила руки, будто обнимала кого-то, и, танцуя, прошлась до самой двери.

– Любит ведь! – сказала она громким шепотом и тихо рассмеялась.

Глава 59

1

Стерлинг Фессенден нравился Нине – спокойный и благодушный, как удачливый кот-разбойник. Он страстно любил Шанхай в пределах Международного поселения, почитал конгрессмена Альберта Джонсона[58] и почитывал «Великую гонку, или Расовые основы истории Европы» Мэдисона Гранта.[59] Толстяк, холостяк, гурман, сноб.

Нина почти всегда угадывала, чем его можно приятно изумить. Подсмеивалась над сенатором Бора с его антиимпериалистическими принципами, изображала начальника французской полиции.

– Мы разворовали бюджет, поэтому не можем купить себе гольфы и нашивки, – как без этого следить за порядком? – говорила Нина с вычурным французским акцентом. – Пусть Зеленая банда поделится с нами опиумными доходами, и мы тут же начнем бороться с преступностью.

Фессенден улыбался.