Белый шарик Матроса Вильсона (Сборник)

— Опять потому, что я не человек, а… шарик. А вот если совсем по-человечески, я, наверное, не умею.

Стасик помолчал, отодвинулся даже чуть-чуть. Спросил с тяжкой неловкостью, с боязнью горького открытия:

— А вот со мной… то, что ты подружился… Это, значит, тоже играешь?

— Нет, — выдохнул Яшка. — Это как раз по-настоящему… Иначе зачем бы я приходил к тебе? Ты, Вильсон, для меня… все равно что весь Кристалл.

— И ты… Для меня…

Даже ночью, когда почти не видишь друг друга, даже шепотом — не очень-то легко делать вот такие, от души, признания. Связывает язык тяжкое смущение. Зато, когда скажешь, тепло становится и свободно — как на горячем от солнца берегу! И Стасик торопливо зашептал:

— Понимаешь, мне все равно. Звезда ты, или комета, или… ну, самый простой мальчик. Главное, что это ТЫ. И ты не бойся, ты еще много хорошего сделаешь. И по-звездному, и по-человечески. У тебя же столько сил…

— Не так уж много, — вздохнул Яшка.

— Много… Ты даже по времени умеешь летать. Туда-сюда…

— Ну и что…

— Я… — По Стасику холодной судорогой прошла вдруг догадка. О том, что можно сделать. — Яш… А ты ведь можешь оказаться у нас, чтобы раньше… ну, год назад?

— Могу. По обратному темпоральному вектору… Ну и что?

— А сделать так… чтобы патроны у Юлия Генриховича оказались с плохим капсюлем. Чтобы осечка…

Яшка молчал.

— Или это очень трудно? — с упавшим настроением спросил Стасик.

— Конечно, трудно. Но не в том дело… Неизвестно ведь, что получится.

— Хуже-то все равно не получится!

Яшка ответил с непривычной, почти боязливой ноткой:

— Думаешь, я знаю, что такое Время? Никто не знает, даже самые мудрые шары… Конечно, можно замкнуть темпоральное кольцо. Но это локально… то есть на каком-то участке пространственной грани. И время будет бегать, как по кольцевым рельсам. Ну, помнишь, как паровозик в витрине?

Стасик помнил. Кивнул в темноте.

— …Только это ведь не все Время, не полное, — задумчиво рассказывал Яшка. — Понимаешь, это как если бы рельсы разложили на деревянной площадке, а площадку пустили в реку. И получится, что замкнутое в кольцо время поплывет в потоке общего Времени… И даже не общего. Река-то ведь движется вместе с Землей вокруг Солнца…

— А Солнце тоже куда-то летит… — вздохнул Стасик.

— Ну да!.. Вот видишь, какой сложный путь у паровозика. Кто его угадает?

— Значит, никак нельзя… чтобы патроны подменить…

— Нет, можно, наверно… Надо только посчитать… Ты полежи, потерпи…

И примолк Яшка, натянув до подбородка ветхое одеяло, и даже шевелиться перестал.

И Стасик притих. Ждал. Осторожно скребли по фанере набухшие гроздья рябины. Где-то гукнул ночной автомобиль (уж не та ли «бээмвэшка»?). Прогудела сирена баржи-самоходки у пристани… Луна двигала в темноте свои желто-зеленые пятна. Яшка почти не дышал. Может, уснул? А может… вообще унесся мыслями в свою звездную пирамиду?

Лунная полоса ползла по одеялу, добралась до Яшкиного подбородка, до губ. Губы шевельнулись:

— Можно, чтоб ружье не выстрелило… Только, наверно, лучше не будет.

— Почему не будет?

— Потому что тогда его… Юлия Генриховича… его в сорок девятом году арестуют. Это точно.

— Почему?

— Откуда я знаю? Такие уж у вас порядки.

— «У вас», — горько сказал Стасик.

— Не обижайся…

— Яш… Ну, пусть! Все-таки это лучше, чем помереть! Потом все равно его отпустят.

— Нет, он умрет в тюрьме… А сейчас он все равно бы не жил, а мучился от страха. И вас бы мучил…

— Яшка, ну все равно. Нельзя же, чтобы из-за этого…

— И маму твою тогда… тоже могут взять, — еле слышно сказал Яшка.

— За что?!

— Потому что жена… А тебя и Катю в детдома. В разные…

Стасик обмер. Яшка объяснил виновато:

— Я не только считал варианты. Я… просто посмотрел, как бы это было.

— Яш… А если совсем далеко уйти по времени назад? И сделать, чтобы вообще ничего такого не было на свете. Может, Гитлера убить, пока он еще молодой? Тогда бы войны не было и фашистов, и шпионов не стали бы искать и всяких врагов народа! И невиноватых не забирали бы в тюрьму!

— Думаешь, одного Гитлера пришлось бы убить для этого? — жестко, не по-мальчишечьи спросил Яшка.

— А кого еще?

— Многих… Если скажу, ты сейчас все равно не поверишь.

Стасик молчал. Не только от обиды. Еще и от догадок, которые хотелось прогнать. Яшка заговорил примирительно:

— С прошлым надо быть вообще осторожным… Твоя мама в двадцать четвертом году была в Москве и там случайно познакомилась с одним человеком. Столкнулись в толпе, мама сумочку уронила, а он поднял… И потом он сделался твоим отцом… А не упала бы сумочка, и тебя бы на свете никогда не было. Видишь, от каких паутинных тонкостей все зависит: сделал полшага в сторону, и потянулась другая цепочка.

— А ты сделай полшага не в сторону, а куда надо, — хмуро сказал Стасик. — А про меня не волнуйся. Пускай меня и не будет. Лишь бы всем другим людям было хорошо. — И перепуганно напрягся: а вдруг и правда он сейчас исчезнет?

— Храбрый какой, — тихо и необидно усмехнулся Яшка.

— Ну и храбрый…