Белый шум

– Знаешь, – устало пробормотал Казаринов. – Самое большее, что ты можешь сделать, это лишить меня наследства. Но твоя покойная дочь позаботилась, чтобы дом пошел с молотка. Я собирался завтра встречаться с мразью, потребовавшей сто тысяч евро, но теперь не стану. Разбирайтесь сами.

– Что? – вскрикнула мать, кулем опускаясь на стул в прихожей. – Кристина не могла! – У человека на руках договор займа, заверенный нотариусом, а там роспись твоей любимицы.

– Кто? – сипло поинтересовалась мать. – Кто требует денег?

– Некто Павлуша Померанцев, – хмыкнул Казаринов, устало ставя на пол наспех собранный баул. – Тебе известно, кто это?

– Павлик? – пролепетала мать и, не обращая внимания на предупреждающий взгляд сестры, добавила: – Это Кристиночкин друг. Они жениться собирались.

– Когда люди женятся, то деньги друг у друга не занимают.

Внезапно вспомнились Элкины размышления о любви и браке. Цельные и такие правильные. Про любовь и совместную жизнь, когда сносит голову от одного прикосновения. А уж если сестра собиралась замуж за ПоПу, значит, того же поля ягода.

– Я поехал на Миусскую, – предупредил Казаринов, выходя во двор и щелкая сигнализацией от машины.

– Ты не можешь, – запричитала Мила. – Ты бросаешь нас?

– Нет, – поморщился Казаринов. – Просто не хочу видеть и жить под одной крышей. В вашей жизни мало что поменяется, но … если попробуете снова распоряжаться моей, останетесь с носом. Ясно?

Прыгнув в ЛендКрузер, он дал по газам, направляясь в центр города, где года два назад купил стройвариант и даже сделал ремонт, но так и не удосужился переехать. Лишь время от времени привозил на квартиру девиц или с друзьями устраивал холостяцкие попойки. До сегодняшнего дня его вполне устраивало жить в отчем доме. Играть по выходным с племянником в стрелялки, веселиться в душе, наблюдая за племянницей-воображалой, оттачивающей на нем женские хитрости. Нравилось каждое утро находить свежую рубашку и завтрак на столе. Все, как он любит: яичница-глазунья с беконом и чай с пирогом. Но в одночасье все закончилось, лишь на душе остался осадок брезгливости и негодования, будто по недосмотру вступил замшевыми мокасинами в гуано, да так и не сумел их очистить.

– На развязке с круговым движением поверните налево, – попросила механическая женщина, но Влад увидел поворот слишком поздно, а там уже съехать на нужную развилку не получилось, пришлось нестись по трассе до самого Тарнауса. Казаринов собрался развернуться и поехать обратно в город, но неведомая сила повела его Крузак вглубь поселка и остановила рядом со знакомой калиткой. Он с изумлением воззрился на тьму, укутавшую видневшуюся часть двора.

«Нужно ехать к себе на Миусскую, – в сердцах подумал Влад, но уезжать не хотелось. Он усилием воли удержал себя от того, чтобы снова не вломиться к Элке. – Но дважды за один день… это слишком даже для меня», – усмехнулся он про себя и, положив руки на колени, откинулся в кресле.

«Что теперь с этим делать? – размышлял Казаринов, уныло глядя на тусклый фонарь, висевший как раз около калитки Нининых родителей. – За один день столько новостей. Тут бы одну переварить. Не удивлюсь, если выяснится, что сестры и мать третировали Лизу. Не могла же она вот так просто бросить меня? А еще сын и Элла. Как вести себя с ребенком, еще понятно, а вот его мама? Как быть с ней? Жениться, чтобы Антошка рос в полной семье? Или лучше навещать? Тут Элла права. Жить вместе с нелюбимым человеком – та еще каторга. Может, и не стоит мучить себя ради ребенка. Все равно вырастет, не поблагодарит. А жизнь, единственная и неповторимая, из яркого приключения превратится в рутину. Хотя с Элкой трахаться прикольно. Такая податливая и нежная». Влад вспомнил, как занимался любовью с Лизой, и тяжело вздохнул. Утонченная и изысканная любовница не любила эксперименты и считала самым важным собственное удовольствие, нимало не заботясь о партнере. На фоне Элки, бескорыстно дарящей любовь, Лиза казалась эгоисткой.

«Можно на одной жениться, а к другой приезжать время от времени. Да и Антошка – отличное алиби!» – Казаринов тяжело вздохнул, все еще не понимая, почему сидит под калиткой в Тарнаусе. Он через силу поставил ногу на газ и завел двигатель.

Часы, мигающие синими цифрами, показывали половину первого ночи.

«Езжай домой спать», – велел сам себе Влад.

За своими глупыми размышлениями он не заметил, как на первом этаже дома напротив колыхнулась занавеска.

Мать Нины Тарантуль с сомнением посмотрела на часы, потом снова на большую черную машину, припаркованную около соседей, и решительно сняла трубку.

– Нина, я не разбудила? – опасливо осведомилась она и, получив заверения, что никто еще не ложился спать, даже Катюшка, продолжила:

– Около Эллы весь вечер стоял незнакомый автомобиль. Ну знаешь, такой, как у Миши. Потом уехал. А сейчас снова стоит. Только никто не выходит. Человек сидит внутри. Следит за домом, что ли?

– А номер ты видишь, мам? – насторожилась Нина и, схватив ручку, записала цифры, что продиктовала мать.

– Что случилось? – поинтересовался Цесаркин. – Что-то с тещей?