Белый шум (СИ)

«Неужели она перестает быть моей историей только потому, что я решил уехать сам? Неужели это так больно, что она кричит? Что я наделал!» — думал Невилл, пробираясь через лес на звук. Он спотыкался об корни и коряги, кустарники больно стегали его по лицу, а черные стволы деревьев смыкали свои ряды так тесно, что между ними не оставалось просвета. Крик становился все ближе, но и шипение становилось все громче. Казалось, треск и шум пробирается в мозг, растекается с кровью по жилам, заползает в легкие вместе с воздухом, колет тысячами иголок замерзшие руки. Наконец, Невилл вышел на небольшую прогалину, и его взору открылась ужасная картина.

Несколько фигур, белых и плоских, с бегущей по ним черной рябью, схватили Лестрейндж и куда-то ее тянули. Она визжала и вырывалась, а от ее рук в тех местах, за которые схватились фигуры, исходил белый свет. Противники Лестрейндж тоже открывали рты, но вместо крика или слов оттуда доносилось лишь проклятое шипение.

— Оставьте ее! — воскликнул Невилл и поднял палочку, хотя не представлял, какое заклинание можно применить против этих людей. Однако его слова не возымели никакого эффекта, Лестрейндж по-прежнему тащили куда-то.

— Остолбеней! Петрификус Тоталус! — Невилл метал заклинания, но они пронизывали белые фигуры насквозь и ударялись в деревья позади, выбивая маленькие фонтанчики щепок. Тогда он спрятал палочку и бросился к ближайшей фигуре.

От прикосновения к плечу чужака руку ожгло, но Невилл все же отбросил его от Лестрейндж. Остальные, казалось, не обращали на Невилла ни малейшего внимания, пока тот не отбросил еще одну фигуру. Она упала на землю и стала отползать к деревьям, постепенно растворяясь в воздухе.

Третью фигуру Невилл ударил ногой, заставив отшатнуться, и ее последний собрат не стал ждать, пока его настигнет та же участь, и отпустил Лестрейндж, растворившись в воздухе. Повисла оглушительная тишина, нарушаемая только всхлипами Лестрейндж.

— Вставай, пойдем, — Невилл протянул ей руку и ужаснулся тому, сколько ожогов было на ее руках: на плечах, предплечьях, запястьях.

— Ты? — Лестрейндж, казалось, не верила своим глазам. — Зачем ты пришел?

— Пойдем, — он проигнорировал вопрос, поднимая ее с земли. Лестрейндж покачивалась и, похоже, самостоятельно на ногах устоять не могла.

— В глазах все плывет, — призналась она, и Невилл обхватил ее за талию.

— Идти можешь? — спросил он прямо, надеясь, что хотя бы не придется ее нести.

— Постараюсь, — кивнула Лестрейндж.

Они прошли не более пяти шагов, когда у нее подкосились ноги. Лестрейндж стала опасно заваливаться, и Невилл перехватил ее покрепче.

— Если хочешь, я могу тебя левитировать, — предложил он, но ответом ему стало слабое презрительное фырканье.

— Еще чего. Я помню, как ты водой меня окатил. Магия тут работает как-то странно, так что обойдемся без левитации.

Невилл тяжело вздохнул и подхватил ее на руки, надеясь, что идти придется недолго. Лестрейндж была легкой, почти невесомой, что наводило бы на мысль о смертельной болезни, не будь они оба уже мертвы. Он не помнил обратной дороги, но лес словно сам расступался перед ногами, и вскоре они уже вышли к отелю. Лестрейндж сопротивлялась, но очень слабо, а ее требования немедленно поставить ее на землю были такими жалкими, что были еле слышны через завывания поднимающегося ветра.

Дверь отеля распахнулась сама. Невилл пронес Лестрейндж мимо удивленного бармена и поднялся наверх. Войдя в комнату, но осторожно уложил ее на кровать и попытался укрыть, но она вдруг схватила его за руку и притянула к себе с неожиданной силой.

— Спасибо тебе, — зашептала Лестрейндж, — я не могла вырваться. Ты сам видел, этих тварей не брали ни одни чары, хотя я пыталась.

— Все в порядке, — успокаивающим тоном пробормотал Невилл. — Все будет в порядке. Я спущусь вниз, попрошу какое-нибудь зелье. Бармен говорил, что ожоги от прикосновения к чужой истории заживают долго и болезненно, но тебе надо согреться и успокоиться. Ты по-прежнему ходишь босиком. Не упрямься, надень эти несчастные туфли.

Их взгляды встретились: его — решительный, ее — жалкий и растерянный. Невилл почувствовал, как ее пальцы с острыми ногтями вцепились в его подбородок, а через миг ощутил на губах жженую горечь ее прикосновения.

Лестрейндж словно наказывала его за что-то этим поцелуем — диким и неистовым, она впивалась в него дементором, вгрызалась в губы зубами, оставляя кровавые пятна, царапала кожу, словно хотела содрать ее, а потом рухнула обессиленная на подушки.

Невилл отшатнулся. Это было настолько неправильно, что в ушах загудела кровь. Он опрометью выскочил из комнаты, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, пытаясь унять дыхание. Нужно было спуститься вниз, взять какое-нибудь зелье и, наверное, самому согреться и успокоиться, но стоило закрыть глаза, как воображение рисовало горящий взгляд Лестрейндж. Невилл понимал, что по-другому она не умеет. Никто, должно быть, не объяснил, не показал, что можно иначе. Видимо, эта задача досталась ему. Невилл тяжело вздохнул и побрел вниз, в зал.