Белый шум (СИ)

Лестрейндж перестала выкрикивать заклятия, но все еще продолжала махать палочкой в сторону Невилла. Тот занял место напротив нее и уткнулся взглядом в окно, рассматривая, как платформу заволакивает белым туманом. Раздался короткий свист, и поезд тронулся. Колеса мерно застучали, и Невилл подумал, что если полностью повернуться в окно, то можно представить, что едешь в Хогвартс с друзьями, и что в купе нет Лестрейндж и ее тяжелого взгляда.

— Почему ты едешь со мной? — отрывисто спросила она, когда платформа окончательно скрылась из виду, и за окнами снова воцарился белый туман.

Невилл предпочел бы не отвечать, но слова сами по себе вырвались изо рта.

— Я решил продолжать борьбу. Мне предстоит спасти одну душу от тьмы, и, раз уж мне приходится ехать в купе с тобой, это будет твоя душа.

Лестрейндж снова разразилась визгливым смехом и попыталась схватить Невилла за руку, но внезапно полыхнула вспышка белого, и ее отбросило на свое место, приложив затылком о стенку купе. Она всхлипнула неожиданно тонко и уставилась на Невилла ненавидящим взглядом, скрестив руки на груди.

— Посмотрим, мальчик, как ты будешь спасать меня, — насмешливо проговорила она. — Ты скорее погибнешь сам, чем переделаешь мою душу.

— Погибну? — Невилл горько усмехнулся, глядя на нее. — Мы и так оба мертвы, Лестрейндж. Так что угрожать мне смертью бессмысленно.

— Ты мертв? — Лестрейндж расхохоталась, запрокинув голову. — Малыш Лонгботтом мертв! Мамочка с папочкой расстроятся. Хотя, погоди, они же тебя не помнят!

Она вновь расхохоталась, глядя как Невилл, бледный от злости, стискивает зубы и сжимает кулаки.

— Тебе повезло, Лестрейндж, что мы не можем навредить друг другу, — проговорил он сквозь зубы.

— Иначе что? — Лестрейндж склонилась над небольшим столиком, стоявшим между ними, протянула к Невиллу руку и провела скрюченным пальцем с длинным изогнутым ногтем по его щеке, медленно, почти любовно, словно это не ее взгляд горел сейчас пожеланием повторной и самой мучительной из всех смертей.

Невилл задумался. Он и впрямь не знал, что сделал бы с Лестрейндж, и навредило бы это ей в конечном счете, поэтому предпочел молча отстраниться и отвернуться к окну.

— Ты ничего бы мне не сделал, малыш, — низким грудным голосом проговорила она, убирая руку. — Ничего из того, что могло бы сделать мне больно. Все вы: Орден Феникса, Отряд Дамблдора — вы не можете по-настоящему причинить боль. Потому что боли надо желать, ее надо любить так, ей надо быть преданным настолько, насколько вы преданны своим глупеньким добреньким делишкам.

Она вновь визгливо расхохоталась.

— И эти глупенькие добренькие делишки в конце концов свели в могилу твоего драгоценного Лорда, — выпалил Невилл, желая только одного — чтобы она замолчала. Если уж ему так не повезло связать свою дальнейшую судьбу с этой ненормальной, то пускай хотя бы молчит.

— Ты лжешь! — взвыла она, и на миг показалось, что оконное стекло треснет. — Ты лжешь, маленький предатель крови.

— Не лгу, — Невилл повернулся к ней и смело взглянул в перекошенное от злобы лицо, с которого в один миг сбежала вся краска. — Гарри снова смог одолеть его, несмотря на все ваши козни. Он сгинул.

— Но тогда, — Лестрейндж сорвалась с места, — он должен быть где-то здесь. В этом поезде.

Она рванула дверь в сторону так резко, что, казалось, могла ее выломать.

— Спасай кого-нибудь другого, малыш Лонгботтом, — она улыбнулась, обнажая некогда гнилые, а теперь белоснежные зубы, — я нужна моему Лорду.

Она вылетела из купе, не удосужившись даже захлопнуть двери, и ее удаляющиеся шаги эхом разносились по коридору. Невилл вздохнул, понимая, что это заведомо провальная идея. Ему было тяжело примириться с тем, что именно душу Лестрейндж нужно было спасти. Это было невозможно, и их разговор был лишним тому подтверждением.

Она ушла, но все равно была здесь. Шум, который она создавала в коридоре, доносился до ушей Невилла даже после того, как он закрыл дверь. Видимо, Лестрейндж тоже слышала за другими дверями только шипение и щелчки, но, в отличие от него, ее это приводило в бешенство. Поезд несся в белом тумане, постукивая колесами, и никому не было никакого дела до того, что в коридоре мечется Лестрейндж, стуча в двери всех купе, выкрикивая проклятия и умоляя Лорда выйти к ней. Никому — кроме Невилла. Было ли это следствием согласия на спасение ее души, или же ему просто было тяжело слушать ее рыдания, но сердце разрывалось с каждым ее всхлипом, с каждым выкриком. Скрепя сердце, Невилл выглянул из купе и увидел Лестрейндж, сидевшую на полу у одной из дверей.

— Прекрати, — устало попросил он, но она, как оголтелая, вскочила и снова бросилась на дверь. Полыхнуло белое зарево, и Лестрейндж отбросило. Она рухнула на пол черной бесформенной кучей и взвыла подобно раненому зверю. От этих звуков холодела кровь в жилах, и Невилл поспешил к ней.

— Все, хватит, возвращайся в купе, — он протянул ей руку, но Лестрейндж воззрилась на нее так, словно это был флоббер-червь. — Ты не откроешь ни одну из дверей кроме той, что предназначена тебе. Пойдем.