– Да, грамота, конечно, веская, серьезная. Это верно. Но тебе не все известно о последней воле Василия. По его завещанию все государственные дела от имени Ивана до достижения им совершеннолетия решаются мной и опекунским советом. Ты прав, я одна не могу распустить твою стражу. Это сделают опекуны от имени Ивана и при моем согласии. Совет не откажет мне, а я одобрю его решение. Вот и все! Но стоит ли доводить до этого, князь Ургин? Лучше смири гордыню, подчинись и живи спокойно, в милости и почете.
– Ты, княгиня, считаешь, что Боярская дума одобрит решение опекунского совета, посмевшего по твоей прихоти посягнуть на завещание Василия?
Елена от души рассмеялась.
– Дмитрий, а где же была дума, когда князь Юрий подвергся опале? Почему бояре молчат, зная, что он и еще десятки вельмож томятся в темнице? Где она, твоя дума, князь Ургин?
Дмитрий, продолжая сохранять невозмутимое спокойствие, погладил бородку и проговорил:
– Что ж, коли у нас пошел столь откровенный разговор, скажу так, княгиня. Заточение в темницу брата Василия князя Юрия по весьма сомнительным обвинениям вызвало недовольство среди значительной части боярства и, что самое главное, у народа. Его опала еще аукнется тем, кто приложил к ней руки. Как было сказано, зло не остается безнаказанным. Насчет думы. Тот, кто продался единожды, продастся и в другой раз. Бояре, которые поддержали обвинения против князя Юрия, завтра с тем же рвением выступят и против тебя. То же самое касается и опекунского совета. Но вернемся к думе. Да, тебе, пожалуй, удастся отменить особую стражу. Твои людишки, иначе продажных бояр я назвать не могу, купят в думе кого надо. Но что ты получишь от этого? Всю полноту государственной власти? Нет! На эту власть есть иные претенденты, куда посильнее тебя, Овчины и других бояр, которых ты приблизила к себе. Усиление своего влияния в опекунском совете? На какое-то время, возможно. Но ненадолго, потому как опекунство над малолетним государем – та же власть или кратчайший путь к ней. Оттого и в самом опекунском совете еще быть великим раздорам. Начало им положено опалой князя Юрия Дмитровского. Посягательством на последнюю волю великого князя Василия ты добьешься только ослабления собственных позиций. Я уже не говорю о том, что с роспуском особой стражи ты и твои дети останетесь без надежной защиты от многочисленных врагов, в том числе и Овчины.
Княгиня раздраженно воскликнула:
– Что ты все время упоминаешь Овчину-Телепнева? Он что, дорогу тебе перешел или ты завидуешь ему?
– Чему завидовать, княгиня? Скорой лютой смерти?
Елена повысила голос:
– Зачем говоришь так, Дмитрий? Тебе что-то известно о заговоре против Овчины?
– Нет, в отличие от других, я не собираю слухи. О заговоре ничего не ведаю, оно и без того очевидно. Своим поведением, выставлением напоказ своей особой милости к Овчине ты настроила против него, да и самой себя, всех, кого только можно было.
– О себе я позабочусь, а Овчину в обиду не дам. Никто не посмеет пойти против моей воли.
Ургин кивнул.
– Что ж, не буду разубеждать тебя в этом. Так каково твое окончательное решение по особой страже?
– А что это ты так печешься о ней, князь Ургин? Или выгоду какую с того иметь желаешь? Скажи прямо, договоримся.
– Выгода одна, княгиня – исполнить свой долг. Не забывай, Ургины не продаются.
Княгиня усмехнулась, недолго подумала и ответила:
– На смертном одре Василий просил не удалять от Ивана тебя и сына боярского Федора Колычева. Я обещала выполнить его последнюю волю, на том крест целовала. Так я и сделаю. Ты, князь Ургин, и Федор Колычев можете продолжать охранять и обучать Ивана. Остальных ратников я не распускаю, однако повелеваю во дворце им не быть. Ни днем, ни тем более ночью. На мне безо всяких грамот и завещаний лежит материнская ответственность за жизнь и здоровье детей. Выше нее ничего быть не может. Таково мое решение. Ты принимаешь его?
Ургин покачал обнаженной головой.
– Я вынужден так поступить, дабы не раздувать огонь вражды.
Княгиня улыбнулась.
– Вот и хорошо. Но еще не все по тебе и Колычеву.
– Ты хочешь что-то добавить?
– Да, князь. С сего дня детей моих могут беспрепятственно навещать Иван Федорович Овчина и члены опекунского совета. Колычеву занятия с Иваном сократить. Мне самой надобно время для обучения сына иноземным языкам. Вот теперь, пожалуй, все. Если желаешь что спросить, то самое время.
– За все время разговора нашего ты, княгиня, ни разу не упомянула имя дяди своего Михаила Глинского. А ведь князь Василий прилюдно возложил на него главную ответственность за Ивана и тебя. Его ты тоже решила удалить от великого князя, вопреки завещанию мужа?
Елена вновь недовольно поморщилась. Лицо ее заметно подурнело.
– А вот это уже не твое дело, князь Ургин. С дядюшкой у меня отдельные, родственные отношения. Посвящать в них кого-либо я не намерена.
– Воля твоя. Дозволь уйти?
– Ступай с Богом!
Дмитрий поклонился и направился к выходу, но Елена остановила его.
– Князь!
– Да! – Ургин повернулся к ней.