Белый Волк

Через час Друсс сделал передышку. Его обнаженный торс блестел от пота. У силачей, которых Рабалин видел у себя в городке, были выпуклые, бугристые мускулы, но Друсс оброс мышцами сплошь, как гора. В этом теле не было никакого намека на красоту — только сила.

— Зачем вы это делаете? — спросил Рабалин, пока воин пил воду.

— Не люблю сидеть сложа руки.

— Шивас-то хоть заплатил?

— Я это делаю ради собственного удовольствия.

— Какое же это удовольствие — дрова колоть?

— Это меня успокаивает, паренек, ну и силу поддерживает. Люди часто говорят, что такой-то мастерски владеет мечом, ножом или там дубиной, и думают, что это мастерство и делает его воином. Но это не так. Великие воины — это те, кто умеет выживать. А чтобы выжить, человеку сила нужна. И выносливость. Есть много людей искуснее меня и проворнее, но выстоять против меня мало кто может.

— Вы всегда были воином? — спросил Рабалин, рассматривая старые шрамы на руках и груди Друсса.

— Да. И в этом моя большая слабость, — грустно улыбнулся тот,

— Как же это может быть слабостью?

— Пусть видимость тебя не обманывает, парень. Сильные люди делают будущее. Строят дома, школы, города, церкви. Растят детей и работают изо дня в день. Взять хоть это дерево, которое распилили на дрова: ему лет двести. Оно вырастало из семечка, пускало корни в твердую землю, боролось за то, чтобы выжить и раскрыть первый лист. Его ели слизни и насекомые, белки глодали его-мягкую кору. Но оно выстояло, сделало свои корни цепкими, а сердцевину крепкой. Двести лет его палая листва питала землю, а ветви давали приют птицам. В его тени было, свежо и прохладно. Потом пришли два человека с топором и пилой и свалили его за какой-нибудь час. Дерево — это крестьянин, а дровосеки — воины, понимаешь?

— Нет, — честно признался Рабалин.

— Ничего, поймешь когда-нибудь. — Друсс, засмеявшись, встал и снова принялся за работу.

Еще через час пришел Скилганнон, и Друсс отложил топор, хотя усталым и не казался. Скилганнон снял с себя мечи, скинул рубашку, под которой скалился леопард, и вскинул на колоду очередной кругляк. Рабалин смотрел, раскрыв рот. Эти двое работали совсем по-разному. Скилганнон в отличие от мощного, скупого на движения Друсса поигрывал топором, заставляя его сверкать на солнце. Уступая Друссу силой, он двигался более плавно и быстро. У Друсса топор порой застревал в колоде, а Скилганнон вкладывал в каждый удар ровно столько силы, сколько требовалось. Топор, разваливая дерево, почти ласково касался колоды.

Оба рубщика работали, казалось, без всяких усилий. Но когда Рабалин попробовал сам, у него топор либо застревал в кругляках, либо отскакивал от колоды так, что плечи ломило.

— Ничего, парень, — ободрил его Друсс. — Работай, и умение само придет.

Когда Рабалин успешно расколол около тридцати чурбанов, руки и плечи у него словно огнем жгло. Друсс объявил перерыв и вытащил из колодца ведро воды.

— Через пару дней можем отправляться, — сказал он Скилганнону.

Тот надел рубашку и повесил за спину мечи.

— Один человек сказал мне, что в северном квартале есть лошади на продажу. Обратиться надо к некоему Боронделю.

— В северном квартале живут все больше наашаниты, — пораздумав, сказал Друсс. — Нет ли тут опасности для тебя?

— Опасность всегда есть, а лошади нам нужны, — пожал плечами Скилганнон. — Дренаи, говорит Диагорас, ничего не смогут нам выделить.

— Ты спрашивал Шиваса про этого Боронделя?

— Да, есть такой. Лошадьми торгует.

— Но тебя это не убедило, паренек, по глазам вижу,

— Да. Настораживает, что нужный человек подвернулся как раз тогда, когда мне понадобились лошади.

— Я пойду с тобой.

— Не надо. На рожон лезть не буду, сначала разведаю. Если это ловушка, постараюсь в нее не попасться.

В том, что это ловушка, он не сомневался. Он знал это, еще не выйдя из Посольского квартала. «Зачем же ты идешь в таком случае?» — спросил он себя. Тот человек в таверне был наашанитом, хотя и старался скрыть свой выговор. Скилганнон, говоря с ним, заметил под длинным рукавом его красной рубахи краешек татуировки — свернувшуюся кобру, знак лучников и копейщиков Береговой армии.

Теперь красная рубашка мелькнула снова в просвете между двумя домами. Глупо, сказал себе Скилганнон. Какой смысл нарываться? А почему бы, собственно, и нет? Скилганнон улыбнулся, и настроение у него поднялось. Ему вспомнился, Маланек там, в гимнастическом зале.