Белый Волк

Снова хлопнула дверь, застучали каблуки, шаркнули детские ботинки, по воздуху пронеслась знакомая горчинка — Вывей сорвался с места, мелькнул между покрытыми росою машинами, пробил головой кусты, сбил малышку с ног, зарычал в лицо, рванул зубами ворот и отпрыгнул, разворачиваясь к ее матери. Та завизжала с такой силой, что он едва не оглох, кинулась вперед, заслонила плачущую девчонку. Волк тоже перебежал и встал на дорожке, загораживая им путь. Зарычал, медленно наступая. Двуногие попятились к двери, женщина трясущимися руками нащупала ключи. Замок призывно пискнул, и они мигом запрыгнули в сумерки подъезда.

Вывей опустил шерсть на загривке, подступил ближе. Изнутри доносились голоса. Плачущие — женские. Суровый — мужской. Снова запищал замок. Волк скакнул в сторону и затаился за цветником.

— Где собака? — удивился кто-то, пахнущий, словно шпала, густым крепким дегтем. И табаком. — Нет тут никого…

Мужчина прошел. Вывей поднялся, подбежал к двери и молча оскалился перед выглянувшими наружу женщинами. Створка моментально захлопнулась — он отбежал к проезду и снова залег за машинами. Заметят его жертвы еще раз или нет — теперь значения не имело. Им все равно нужно идти домой и переодеваться. А вот случайно попасться на глаза другим жильцам, что отправляются на работу — не хотелось. Вдруг женщины охотника захотят вызвать полицию или санэпидстанцию? Лишние свидетели в этом деле вовсе ни к чему. Если волка видят всего три человека во всем доме — после двух-трех вызовов эту троицу будут сразу посылать в «дурку», а не отправлять в помощь наряд.

Что интересно, термин «дурка» уже не вызвал у волка никакого отчуждения или удивления. Ну, знает он про такое человеческое учреждение — и знает. Чего в этом такого? Он вообще очень умный и многоопытный зверь.

Вывей как в воду глядел: очень скоро по проезду медленно прокатилась серая машина с синей раскраской, остановилась у парадной. Дожидаться продолжения волк не стал — скользнул вдоль кустарника и убежал в сторону далекой школы.

Врагу он напомнил о себе только вечером: ведь двуногий должен знать и помнить, с кем имеет дело. И не забывать, кто и за что продолжает войну. Поэтому Вывей дождался возвращения «УАЗика», запрыгнул на капот, на миг замер, глядя глаза в глаза, потом скакнул дальше на крышу, пробежал по ней, спрыгнул и тут же юркнул между припаркованными машинами, дабы надежно исчезнуть с глаз.

Новый день привел в квартал между проспектами, на угол от парка, бригаду живодеров. Слегка припахивающие портвейном и постоянно шмыгающие носами мужики ездили от проулка к проулку, раскидывали мясо и колбасу, ловили сачками выскочивших на дармовое угощение собак и закидывали их в фургон, в одну клетку вместе с дурными кошками, что тоже имели наивность полюбопытствовать — чем угощают зверюшек заезжие доброжелатели. Волк совершенно не представлял, как можно было попасться таким глупым ловцам. Ведь от фургона за несколько домов разило кровью, страхом, мочой и мокрой шерстью. Он пах гнилыми останками, он пах падалью и вел себя как падальщик, из его нутра далеко разносился жалобный скулеж и визги боли. Фургон был настолько ярким воплощением ужаса и смерти, что Вывей, не отходя от школы, мог точно сказать по этим шумам и запахам, в каком именно уголке квартала сейчас остановилась проклятая машина. И разумеется, предпочитал держаться от нее подальше — валяясь в траве, дрыгая лапами и позволяя чесать свое упитанное брюхо кареглазой повелительнице пломбиров.

— Жу-ужа… Жужа любит загорать, — приговаривала девочка.

Вывей жмурился, дрыгал лапами и тихонько подтявкивал, поскольку иначе не умел. Ему было хорошо. И вдвойне приятно от этого состояния, потому что постоянно пребывать в ненависти он был не способен. Лишь благодаря имбирной кареглазке мог он проявлять не только злобу, не только решительность — но и заботу, и природную волчью нежность. А проводив девочку домой и убедившись, что вонючая развозчица смерти скрылась из квартала, Вывей спокойно отправился к логову жертвы, запрыгнул на еще теплый капот «УАЗика» и долго, внимательно изучал окна наверху, надеясь на то, что двуногий убийца тоже смотрит вниз и понимает: кара неминуема. Возмездие есть, и оно не дремлет.

Поутру он опять оттер дочь охотника и его подругу обратно в парадную и не давал выйти до тех пор, пока не примчался на машине сам двуногий, красный и потный, и не погнался за Вывеем прямо через кусты, размахивая какой-то палкой. Сманив человека в сторону, волк описал широкую дугу, вернулся к входной двери и снова загнал женщин в подъезд.

— Я тебя пристрелю!!! — заорал охотник, нагоняя зверя. Но Вывей только презрительно оскалился и освободил проход.

В этот раз двуногий повел себя умнее: не погнался, а постучал в дверь, провел дочку и подругу до машины, сел сам и, яростно газанув, уехал. Однако волк понимал, что так просто это не закончится — и все свободное время исследовал окрестности, готовя пути отступления и выискивая укрытия на случай внезапной опасности.