Белый ворон Одина

Хаук Торопыга, чьи руки были заняты поклажей с телеги, указал подбородком куда-то вдаль и растерянно пробормотал:

— Никак джинны, Торговец? Ты помнишь их?

Еще бы я не помнил! Там, в Серкланде, маленький бедуин по имени Али-Абу много рассказывал нам о злобных демонах пустыни. Невидимыми летают они над землей, и лишь пылевые вихри отмечают их передвижение. Однако развлекаться серкландскими воспоминаниями было некогда. Потому что вдалеке виднелся именно такой смерч — снежная воронка крутилась на горизонте, медленно перемещаясь в нашу сторону. Остальные побратимы — а большинство из них впервые оказались в такой дали от дома — побросали свои занятия и с удивлением глазели то на приближавшуюся воронку, то на нас с Хауком. Во взглядах их читалось уважение к людям, которым довелось побывать в Серкланде и воочию увидать страшных джиннов.

— Вот уж не знал, что пустынные духи сюда забредают, — встревожился Хаук, поспешно сгружая свою поклажу обратно на телегу. — Да там, похоже, не один джинн…

Я вполне разделял его тревогу. То, что творилось в степи, сильно мне не нравилось. Хоть я и не мог объяснить, почему. Приглядевшись, я заметил, что снежных смерчей вправду несколько. Они росли в размерах, устремляясь в серо-стальное небо. Завороженный этой картиной, я не сразу разглядел всадника, который несся по степи, вовсю нахлестывая измученного коня. Он что-то кричал на полном скаку, но за дальностью мы ничего не могли разобрать.

Теперь уже все бросили работу. Колесо стояло на месте, но предстояло еще вколотить злополучную втулку. Рев так и остался стоять с молотком в руках, вместе со всеми наблюдая за приближавшимся всадником. Такая дикая спешка свидетельствовала о серьезной угрозе.

А через несколько минут мы смогли разглядеть его. Это оказался наш пропавший Морут-следопыт! Внезапно ветер поменял направление, и до нас донесся отчаянный крик:

— Буран идет!

Нам едва хватило времени, чтобы укрыться в балке. Мы успели распрячь часть перепуганных лошадей и спихнуть их вниз. Высота там была приличная — в три человеческих роста, да и склон очень крутой. Но выбирать не приходилось: мы попросту хлопнулись на задницу и съехали на дно балки. И как раз вовремя. Потому что в следующее мгновение буран добрался до нас. И был он безжалостным, как удар хлыста. Ледяная лавина обрушилась с жутким ревом, словно над нашими головами вопили и завывали разъяренные валькирии.

Мы сбились в плотную кучу — люди и животные — и бессильно слушали, как исходит в крике окружавший нас белый мир.

Солнечный свет плясал на воде, море накатывало и пенилось вокруг прибрежных скал. У самой кромки прибоя покачивался на волнах красавец-драккар. На берегу появился тощий мальчишка и неуверенной походкой направился к кораблю. Я наблюдал, как он приблизился к драккару и остановился, не зная, что делать дальше. Вот он встал по колено в холодной воде (башмаки болтаются на шее), крепко прижимая к груди узелок с нехитрыми пожитками.

На борту увидели мальчишку, сердито прикрикнули на него: «Шевелись, парень, — или оставайся с чайками». Кто-то перегнулся через борт и протянул ему руку. Рывок, и пацан уже стоит на палубе. Весла драккара приходят в движение. Корабль медленно отходит от берега и движется вдоль фьорда.

Это же я… Да-да, это я плыву на «Сохатом фьордов» вместе с Эйнаром Черным и его Обетным Братством. Тогда я еще не знал, что навсегда покидаю Бьорнсхавен. Я многого не знал — слишком уж мало мне было в ту пору лет…

— Пятнадцать, — уточняет одноглазый человек.

Он высокий и сильный. Не знаю, почему я так уверен в его силе. Ведь человек с ног до головы закутан в длинный плащ темно-синего цвета — цвета ночного неба, приходит мне на ум, — выглядывает лишь рука в перчатке, которая сжимает дорожный посох.