Белый ворон Одина

— Войн гораздо больше, чем ты подозреваешь, — промолвил он. — И в них постоянно происходят битвы. Сейчас я сражаюсь с далекой праматерью Хильд, а до того — с праматерью ее праматери и так далее… Мы враждуем с начала времен — с тех самых пор, как только возникла их династия. Я хочу, чтобы ты всегда помнил, Орм Торговец: то, что я даю, я же и получаю обратно. Ибо я — это ты…

И снова я ничего не понял. Однако встрепенулся, услышав имя Хильд. Один весело блеснул на меня единственным глазом — уж он-то все видел и понимал.

— Все началось с копья, брошенного поверх головы христианского священника. Это был знак того, что война началась, — пояснил Одноглазый, однако слова его не принесли мне ни мудрости, ни понимания.

Один заметил это и добавил со смехом:

— Бедный мальчик! Тебе тоже не помешало бы повисеть девять дней и ночей пришпиленным к Дереву Жизни.

Ворон Мунин распростер потрепанные крылья и взмыл в воздух, покинув плечо хозяина. Мы молча наблюдали за его полетом. Затем Один тихонько заворчал — как если бы его беспокоила боль в спине… или он проголодался.

— Он отправился на поиски своего белого брата, — пояснил Одноглазый. — Довольно тому сыпать перьями на землю, пора возвращаться домой. Фимбульвинтер пока отменяется.

Сказав это, Один начал меняться. Его голубой глаз постепенно изменил цвет, стал янтарно-желтым. Я без страха, с одним только любопытством наблюдал за его превращением в волка. Такова уж суть Одноглазого — он не человек и не волк… А потому ему никогда нельзя полностью доверять.

— Вот истина, которую ты почерпнул здесь… и которую унесешь в свой мир, — услышал я голос, ставший ниже и грубее. — Вернее, одна из них. А вторая заключается в том, что рано или поздно Одноглазый потребует от тебя ответной жертвы. И это будет нечто, дорогое твоему сердцу.

Ветер завывал с прежней силой и бросал мне в лицо хлопья снега, смешанного со льдом. Я упал на колени и сжался в комок, пытаясь спрятаться от этой беспощадной колючей пелены. Глаза не открывались, дышать было нечем… И все же я не боялся, ибо знал: это еще не Фимбульвинтер. Не Фимбульвинтер…

— Хорошо, хорошо, — раздалось возле самого моего уха. — Отрадно слышать, Торговец. Но, боюсь, это будет слабым утешением для тех, кто по самые уши засыпан снегом.

Чьи-то сильные руки вытащили меня из сугроба и трясли до тех пор, пока глаза мои не затарахтели, подобно костяным шарикам, и сами собой не распахнулись. На меня обрушился поток ослепительного света и обжигающе-морозного воздуха. На какое-то мгновение я впал в панику: мне показалось, что я не в состоянии дышать. Онунд Хнуфа — огромный и неуклюжий, словно выползший на лед морж — озабоченно глядел на меня из спутанных, обледеневших зарослей бороды и волос. Убедившись, что я пришел в себя, он удовлетворенно кивнул и пробурчал:

— Отлично, жить будешь! А теперь заткнись — довольно нести всякую чушь про Фимбульвинтер — и помоги откопать остальных.